Кровные братья - Фридрих Незнанский

Некоторым разочарованием стала встреча с журналистами. Вчерашняя великолепная блондинка не появилась. Вместо нее от «Эха Москвы» был какой-то бородатый, нечесаный хмырь. Нет, конечно, он уже не тот ловелас и волокита, каким вспоминает его по юношеским приключениям Владимирский, но от легкой, ни к чему не обязывающей гастрольной интрижки глупо было бы отказываться. Что ж, журналистам не повезло. Коли среди действующих лиц отсутствует главная героиня, извините, ребята, тратить время на пустопорожнюю болтовню нет никакого желания. Встреча с прессой была свернута в считаные минуты.

После поездки на кладбище Райцер и Владимирский пообедали в Доме композиторов. Собственно, по-настоящему обедал лишь Владимирский, Райцер же, по давно установившейся привычке, перед концертом ограничивался лишь небольшим перекусыванием. Вот и пытайся тут при совершенно ненормальном распорядке дня сохранять разумный и полезный для здоровья режим питания! Разумеется, после концерта, да еще с такой сложнейшей программой, он будет голоден, как волк, и ужин, который полагалось бы «отдать врагу», совместится с несостоявшимся обедом.

Поспать, к сожалению, не удалось. Дурацкий балдахин нависал, как какие-то надутые ветром пиратские паруса. Кровать, однако, была удобной, и, повалявшись часок-полтора, Райцер почувствовал себя вполне отдохнувшим и полным сил.

Все. Пора собираться. Душ. Бритье. Фрак. Запонки. Две рубашки. Мягкая, из ангорской шерсти, кофта типа тужурки. Скрипка, разумеется! Поехали!

Райцер любил концерты, в которых время его выхода на сцену было точно определено. Первый звонок, второй, третий, пять минут вежливости для опоздавших — и вперед. Сегодня, похоже, он будет иметь «удовольствие» топтаться у двери на сцену и ждать, пока соизволят завершить свои словоизлияния «говоруны» — выступающие перед концертом представители московской администрации и ЮНЕСКО, а они ведь могут болтать бесконечно долго, столько, что и на сцену уже выходить расхочется. Нет, москвич, слава богу, был достаточно лаконичен. Чем теперь ответит?.. Опля! Вот это да!

Рядом с юнесковским чиновником в великолепном вечернем платье в качестве переводчицы появилась… вчерашняя журналистка.

— Нет, Юра, второй такой загадочной страны, как Россия, в мире нет и быть не может. Уж такая, казалось бы, эмансипированно-независимая — и на тебе. Плечи-то только кажутся голыми, а присмотришься — на них погоны!

— Зато у тебя снова появился шанс. Ты все сокрушался, что ее не было на пресс-конференции.

— Я? С гэбэшницей?

— Теперь это ведомство называется ФСБ.

— Один черт! Впрочем… Еще не вечер. Посмотрим, как там сложится.

— О, вот это разговор. Ну пошли. Появление на сцене Райцера и Владимирского было встречено бурными аплодисментами. Аплодировал зал, аплодировал оркестр, аплодировал и сам Владимирский. Неоднократно раскланявшись, Райцер сделал знак в сторону дирижера, что, мол, достаточно, пора бы и начинать.

Заигралось легко, уверенно и радостно с самой первой ноты. Через огни рампы Райцер пытался всмотреться в лица слушателей. Ну, разумеется, как и следовало ожидать, зал заполнен этими пресловутыми богатеями, «новыми русскими», как их называют. Еще бы! Цены на билеты достаточно высоки и на обычных концертах, далеко не всем они по карману; что же касается «гуманитарных» акций, вроде сегодняшней, то тут уже откровенно под маркой сбора средств назначаются запредельные суммы, доступные лишь толстосумам. В большинстве своем сам по себе концерт им глубоко безразличен. Но как же не покрасоваться на престижной и дорогостоящей «тусовке»? Впрочем, нет, не все в зале из этой породы. Райцеру удалось высмотреть немало интеллигентных и заинтересованных лиц, явно появившихся здесь не только для того, чтобы «себя показать»; вполне возможно, среди них есть и его старые и верные поклонники. А вон и джинсово-шерстяно-небрежные молодые ребята и девчонки, буквально впивающиеся в него глазами. Молодцы студенты, сумели-таки пробиться через все заслоны-препоны! Вот это и есть его истинные слушатели, вот для них-то и интересно играть по-настоящему!

Если уже первое появление Райцера на сцене вызвало шумный и бурный прием, то после исполнения концерта зал разразился шквальными овациями. Сколько раз он выходил на поклоны — шесть-семь-восемь, — трудно сказать: много. Они раскланивались и вместе с Владимирским, и, в большинстве случаев, Юрий предоставлял эту честь лично ему, три-четыре раза Райцер приглашающим жестом поднимал весь оркестр… И — цветы. Не те помпезные корзины, которые он уже видел заготовленными к окончанию концерта его устроителями, а просто букеты от его поклонников: поскромнее и побогаче, роскошные и совсем простенькие. Но в каждом из них — искреннее признание, не показушная, а естественная радость от этой состоявшейся наконец встречи. Райцер почувствовал, что у него что-то как-то защипало в глазах. «Этого еще не хватало, старый дурень! Совсем уже распустился!» И, уйдя в очередной раз со сцены, решительно направился в артистическую. Через несколько минут до него донеслись звуки бетховенской «Леоноры» — чисто оркестрового произведения, включенного в программу исключительно для того, чтобы дать возможность солисту немного отдохнуть между труднейшими концертами.

В артистической Райцер первым делом сбросил фрак и рубашку, которую смело можно было выжимать, как после стирки. На второе отделение заготовлена новая, свежая.

Иногда Райцер переодевал и фрак. Но сегодня он посчитал, что в этом не будет необходимости. Все-таки зима. Жарко, конечно, но не до безумия.

На несколько минут расслабленно откинулся в кресле. Прием — фантастический! Он не сомневался, что москвичи встретят его очень тепло. Но чтобы так!.. Впрочем, именно сегодня он, вероятно, был вполне достоин этого. Бетховен несомненно удался.

Так. Юрий просил хоть немного послушать их «Леонору». Зачем — не очень понятно. Никаких встреч с коллективом, а тем более обсуждений не предполагалось. Ну обещал так обещал. Накинув свою домашнюю кофтенку, Райцер прошел по показанному Юрием коридорчику и открыл дверь в какую-то полуложу-полубалкончик, в котором он оставался невидимым из зала. Оркестр был на высоте. Прекрасная трактовка, прекрасное исполнение. Собственно, ничего другого он и не ожидал. Все, пора возвращаться и действительно хоть немного отдохнуть. Чайковский есть Чайковский.

В артистической царил прежний, им же самим созданный хаос: разбросанные вещи, валяющиеся под стулом зимние ботинки, наброшенная на кресло дубленка, которую ему подыскали на время российских гастролей. На столе — раскрытый, фирменный, с его личной монограммой скрипичный футляр.

Пустой. Скрипки в футляре не было.

И вновь Владимирский с восхищением отметил всегда потрясавшие его выдержку и самообладание Райцера. Когда у человека несколько минут назад похитили не просто очень дорогую вещь, а нечто значительно более ценное и родное: часть его человеческой и творческой сущности, часть его души, было бы естественным закатывать истерики, ломать руки, метаться из угла в угол в бессильной ярости.

Ничего подобного не было. Неестественно бледный, покусывающий губы Райцер встретил Владимирского у выхода со сцены и, отведя немного в сторону, почти что прошептал на ухо: