Бойфренд для няни - Ирина Андросова

— Вы идите, я вас догоню! — в отчаянии выкрикнула я. — Буквально две секундочки! Только нос привяжу покрепче!

Жорик зыркнул на меня бешеным глазом и побежал вслед за Танькой. А я выскочила, как ошпаренная, из гримерки и постучала в соседнюю дверь. Не дождавшись ответа, потянула створку на себя, и дверь неожиданно легко подалась. Недолго думая, я сунула голову к соседям и огляделась по сторонам. Передо мной открылась обширная прихожая, куда выходили три двери, одна из которых была слегка приоткрыта.

— Эй, люди, — робко позвала я и сделала шаг вперед.

На мой зов никто не откликнулся, и я двинулась дальше. Я держала курс на голоса, которые доносились из глубины помещения. За приоткрытой дверью разговаривали мужчина и женщина. Голоса звучали громко и напористо, и по накалу страстей мне показалось, что собеседникам сейчас не до пластыря. На всякий случай я все-таки заглянула в дверную щелку и тут же увидела потрясающую картину. Посреди комнаты стоял сановного вида господин с благородной проседью в висках, а перед ним на коленях ползала молодая дама. Со спины я не видела, была ли она красива, но фигуру, несомненно, она имела прекрасную. Гладкие черные волосы женщины растрепались, жесты пластичных рук, унизанных кольцами, выражали отчаяние и мольбу.

— Ну что это за цирк, — устало тянул сановный господин. — Я же просил тебя, Тома, не устраивать мне спектакли. На сцене можешь играть, сколько тебе будет угодно, а меня уволь от подобных душераздирающих зрелищ!

— Но, Коленька, ты же обещал! — колоратурным сопрано воскликнула дама. — Ты же говорил, что в конце месяца дашь мне денег на продолжение съемок!

— Очнись, Тамара, сейчас в стране кризис! Ты, должно быть, живешь в другом измерении и не знаешь, — глумливо продолжал седой бобер, — что во всем мире разразился системный кризис! И денег у крупных компаний теперь не так много, как раньше. Поэтому я не могу вкладываться во всякую чушь.

— Ах, чушь! — закричала женщина, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. И, когда она повернулась в профиль к двери, я увидела, что это Мара Рюмина собственной персоной, как всегда великолепная, но ужасно злая. — Запомни, Дерюгин, — с явной угрозой в голосе выдохнула Мара, — мой фильм — это не чушь! Это искусство, большое и светлое! А на кризис ты, старый козел, сваливаешь потому, что решил дать денег этой твари Генриетте Мешковой с ее бездарным «Нострадамусом»!

От переполнявшего ее чувства ненависти Мара подскочила к оторопевшему Дерюгину и стала молотить его кулачками по плечам.

— Ну хватит тебе, Томка, что ты в самом деле, как базарная баба! — уворачиваясь от побоев, пытался увещевать разошедшуюся артистку перепуганный меценат.

— А я тебе сказала, Мешкова не будет снимать свой бред! Я этого не допущу! Я на тебя анонимку напишу! Про все твои делишки напишу в прокуратуру…

— Что ты несешь, идиотка! — прошипел глава концерна, хватая женщину за запястья и с силой швыряя на диван. — Если хоть пикнешь кому — прибью! А про Генриетту ты все правильно поняла. Я подумываю вложить деньги в молодое дарование, а тебя, истеричка несчастная, пусть спонсирует кто-нибудь другой.

— Это мы еще посмотрим, — пробормотала Мара и, вскочив с дивана, устремилась к дверям.

Она приближалась так быстро и решительно, что я еле успела вылететь за дверь и юркнуть в отведенную нам грим-уборную. Переждала в тишине, пока не стихнет стук рюминских каблучков по паркетному полу коридора, и только после этого отправилась на сцену. Заметив Коровину, лихо отплясывающую на фоне кулис, я, согласно сценарию, сделала ласточку и попрыгала в ее сторону. Клюв я придерживала рукой, чтобы не отвалился.

— Где ты бродишь? — сквозь зверскую улыбку на бордовом лице набросился на меня Шмуль, продолжая скакать в канкане под разудалую песню в исполнении дуэта Ксении Собчак и Тины Канделаки. — Ты пластырь нашла?

— Да бог с ним, с носом, — пропыхтела я, выделывая рядом с ним замысловатые па и выкидывая ловкие коленца. — Если тебя, Жора, что-то смущает, нос я могу вообще в карман убрать.

Вопросы Шмуля безумно раздражали, ибо отвлекали меня от мыслей о загадочной сцене с участием Мары Рюминой, которую я подсмотрела в соседней гримерке. Всю обратную дорогу до общежития я не принимала участия в обсуждении вечеринки, молчала и думала, что же могли означать угрозы владелицы «Аскольдовой могилы», которые Мара щедро отпускала в адрес генерального директора фармацевтического концерна, но ничего подходящего мне в голову так и не пришло. Хитрая Коровина, вернувшись домой, сразу же завалилась спать, а я, отчаявшись найти ответ на терзавшие меня вопросы, плюнула на Рюмину и ее приятеля-мецената и с головой погрузилась в изготовление поделки для Светика.

Доклеив к утру корзиночку, я не поехала в институт, как собиралась, а потащилась к школе, чтобы успеть до начала занятий передать Светику ее поделку. Пока стояла в пробках, я твердо верила, что корзинка будет моим прощальным вкладом в дело воспитания кашкинской троицы.

Успела я как раз к первому уроку, передала свое рукоделие и двинулась на учебу. В институт я попала только ко второй паре и все оставшиеся лекции переживала, понравится ли учительнице моей первоклашки плетеное нечто с ромашкой на боку или нет. А когда вернулась в школу за детьми, намереваясь после уроков отвести ребят домой и сказать в дверях квартиры Кашкиных последнее «прости» их бойкой семейке, то обнаружила в раздевалке одну лишь Светланку. Повиснув вниз головой на согнутых в коленях ногах и раскачиваясь на трубчатых конструкциях вешалок, малышка встретила меня радостным криком:

— Ритка, тебе четверку поставили! Училка сказала, корзинка ужасно скособоченная, а так хорошо получилось!

— А Рома где? — закрутила я головой по сторонам, покрывшись от похвалы жарким румянцем.

— Ромка просил, чтобы его не ждали, — важно сообщила Светик, взирая на меня сверху вниз. И добавила, кувырнувшись на руках через голову: — Он сказал, что у него неотложные дела.

Я решила, что малышка фантазирует про дела брата для пущей важности. Должно быть, парень просто заглянул в гости к другу. Успокаивая себя подобными размышлениями, я подхватила тяжеленный розовый ранец Светика, взяла малышку за руку и двинулась в сторону припаркованного в школьном дворе автомобиля.

По дороге мы завернули в торговый комплекс, и я, воплощая свою давнюю фантазию, повела малышку в кофейню на втором этаже. Хотя подобных заведений в «Яузском пассаже» было предостаточно, мы отправились именно туда, где начался наш с Иваном роман. Как вы понимаете, это место было мне особенно дорого, и я использовала любую возможность, чтобы заглянуть в кофейню еще раз и пережить тот дивный момент, когда у меня украли бумажник и вместе с тем я обрела нового друга. Я и Светик заказали по большой чашке горячего шоколада и по роскошному куску яблочного пая и, в ожидании заказа, стали глазеть по сторонам.

Маленький зал кофейни был довольно уютным, но все дело портили штабеля ящиков с минералкой и соками, громоздившиеся у самых дверей. Посетители помимо воли задевали плечом эту пирамиду, грозя обрушить шаткое сооружение на худющую девицу за прилавком. Судя по недовольному лицу и выжидающим взглядам, которые буфетчица кидала на каждого входящего в двери, ящики уже неоднократно на нее падали.