Каникулы бога Рандома 2 - Дмитрий Дубов

не посмели высказываться в подобном тоне.

Он аж дёрнулся, словно его по носу щёлкнули.

— Что ты себе… — начал было Северский, но император его оборвал.

— Продолжайте, юноша, — сказал он, махнув рукой на князя. — Почему так важно именно ваше участие?

— Понимаете, — мне гораздо легче было общаться с императором, чем с Северским, — между нашими мирами бездна не только в буквальном смысле. Но и в переносном. Очень разные традиции руководят поступками социума, в этом основная проблема. И любое посольство, которое вы туда пошлёте без тщательной подготовки, может оказаться просто с головами на копьях, — я развёл руками, показывая, насколько всё это просто.

— Я вас услышал, юноша, — ответил мне император и кивнул, давая понять охране, что отпускает меня. — Так же, как раньше услышал другие стороны, — он обернулся к князьям. — И теперь мне необходимо обдумать сложившуюся ситуацию.

— Благодарю вас, ваше императорское величество, — ответил я, склоняясь перед монархом.

— Хотел бы ещё уточнить, — внезапно остановил меня монарх. — Когда пройдет погребение графа Озерова? Я хотел бы отдать дань уважение этому смелому человеку, до последнего дня своей жизни стоящему на страже безопасности империи.

— Ваше Императорское Величество, это честь для нашей семьи, — ответил я, раздумывая, а как мог бы отказать императору, не повредив Игорю. — Похороны завтра, будем рады видеть вас.

На этом мой приём был окончен. Алексей Гагарин проводил меня до самого выхода и похлопал по плечу.

— Ты — молодчина, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Всё правильно понял.

* * *

Когда я сел в машину, мне позвонила тётка.

— Игорь, — тихо сказала она с каким-то очень странным оттенком в голосе. — Меня всё-таки накрыло. Можешь приехать, просто посидим?

— Да, конечно, — ответил я и, прикинув, что на сегодня у меня других дел нет, отправился в усадьбу Озеровых.

Мы особо ни о чём не говорили с тёткой. Лишь изредка она опрокидывала рюмку коньяка и просто сидела, иногда спрашивая меня о чём-то, но только для вида. Когда стемнело, слуги разожгли камин, и она, как заворожённая, смотрела в огонь. Ей был нужен кто-то, кто просто побудет рядом, а, кроме меня, ей не к кому было обратиться.

* * *

Кремация деда Озерова состоялась утром, а церемония у родового склепа в полдень. За несколько минут приехал император со свитой, два светлейших князя и Гагарин со своими людьми.

По случаю отличной погоды церемонию устроили на улице. Урна с прахом стояла на специальном гранитном постаменте с выгравированными потоками воды, символизировавшими силу рода. А собравшиеся, пожелавшие сказать прощальные слова, стояли перед постаментом на выровненной площадке с крохотным прудиком, формой своей полностью повторявшим озеро, которого теперь не существовало.

Я прощальную речь доверил говорить Игорю, так как сам мало успел пообщаться с дедом. Хотя впечатление он на меня произвёл самое наилучшее.

За мной несколько слов сказали Ксения Альбертовна и Елена — старшая дочь Озерова. После них слово взял император.

— Я знал Альберта Эдгаровича почти с рождения, — проговорил он и улыбнулся. — Мы с ним в своё время много времени провели за обычными мальчишескими забавами, о которых сейчас говорить я, конечно, не стану. Потом жизнь нас раскидала, но я всё равно всегда помнил об этом человеке, как о мужественном и сильном мужчине. Что, собственно, и подтвердили события последних дней. А то, что он ушёл от нас во сне, улыбаясь, лишний раз говорит о его заслугах. Если даже смерть отнеслась к нему благосклонно.

«Ты даже не представляешь, насколько прав», — подумал я.

Выступило ещё несколько человек. Все говорили примерно в одном и том же ключе, что человек это был хороший и жизнь свою прожил достойно.

И в тот момент, когда уже вроде бы все выступили, к небольшой трибуне откуда ни возьмись выскочил Николай Григорьевич. Он был растрёпан и взвинчен.

— Ваше Императорское Величество, — проговорил он, нервно сглатывая слюну, — я прошу прощения за происходящее, — после чего он обратился к распорядителю похорон, искоса поглядывая на меня. — Я прошу вскрыть завещание Альберта Эдгаровича для ознакомления.

— Почему такая спешка? — удивился тот. — Есть же протокол!

— У меня есть все основания полагать, что документы были подменены! — выдал Туманов, обернувшись при этом в сторону императора.

Тот, мягко говоря, был ошарашен происходящим. Ему казалось, что подобные выступления на похоронах кощунственны, но при этом понимал, что на его похоронах будет твориться нечто подобное. Если не хуже в несколько раз.

— Откуда у вас такие сведения? — холодно поинтересовался он у Туманова-старшего.

Тому бы уже в тот момент опомниться, но, судя по всему, отец Игоря совсем утонул в своём желании загрести поместье и деньги, поэтому продолжил:

— Ваше Императорское Величество, — он говорил столь подхалимским, но в то же время раздражённым тоном, что становилось противно, — поверенный Альберта Эдгаровича сообщил нам, что за три дня до смерти завещание было изменено. А поскольку у нас на руках есть заключение врачебной комиссии о недееспособности старого графа, любые внесения изменений в завещание должны быть опротестованы! Я просто хочу заявить сейчас, что должен увидеть завещание и, если оно не соответствует тому, о котором я знаю, буду опротестовывать его. Ваше Императорское Величество, прошу справедливости.

От этой горячей и противной, словно свежая рвота, речи обалдели все. Первым в себя пришёл Гагарин. Он даже меня опередил.

— Послушайте, — сказал он с прямотой военного, которому чужды были многие сантименты высшего общества. — Старый граф Озеров в одиночку сдерживал прорыв орков, — я обратил внимание на обычно спокойное лицо, посечённое шрамами, но сейчас на нём застыла гримаса брезгливости, а говорил он немного через губу, показывая своё презрение к Николаю Григорьевичу. — А вы смеете обзывать его недееспособным? Нестыдно? Его пепел ещё остыть не успел, а вы тут подобными заявлениями швыряетесь.

— Знаете, что? — ответил ему Туманов-старший в своей горячности, видя перед собой лишь одно возможное решение проблемы. Что сейчас всё для него сделает император. — В одиночку противостоять армии противника — это вообще ни разу не есть признак здравого рассудка и целостности ума! А, скорее, с точностью до наоборот!

И с победным видом повернулся от Гагарина к императору.

А монарх к этому моменту уже многое успел проанализировать и рассвирепел.

— То