Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

счастлив? — спросила она, и он кивнул, на мгновение онемев.

— Очень счастлив, — выдавил он наконец едва слышно.

— Хорошо, — отозвалась она и улыбнулась веселее. — Я понимаю. Значит, теперь ты, так сказать, обручен с Господом.

Он засмеялся и почувствовал, как горло начало расслабляться. Боже, нужно будет что-то придумать насчет этого, он не может проповедовать пьяным каждое воскресенье. Возвращаясь к теме о нарушении правил…

— Да, так и есть. Но я женат на тебе — об этом я не забуду.

— Смотри мне. — Ее улыбка теперь была широкой и искренней. — Раз уж мы женаты… — Она посмотрела прямо, так что ее взгляд прошел сквозь него, словно электрошок. — Джем у Марсали, играет с Германом. Я никогда раньше не занималась любовью со священником. Это кажется чем-то развязным и плохим, как думаешь?

Роджер сделал глубокий вдох, но это не помогло; он по-прежнему чувствовал головокружение; несомненно, дело было в дыме.

— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! — начал он. — И ложе наше зелено. Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями. — Он вытянул руку и нежно коснулся ее. — Два сосца твои — как два козленка, двойни серны[135].

— Вот как?

— Это в Библии, — абсолютно серьезно заверил он ее.

— Расскажи-ка мне еще про мой живот, — попросила она, но прежде чем он успел открыть рот, он заметил маленькую тень, выскочившую из леса и со всех ног бегущую к ним. Это был Айдан, задохнувшийся от бега и уже без рыбы.

— Миссис Огил… ви сказала… Чтобы вы пришли сейчас! — выпалил он. Он глотнул немного воздуха, чтобы доставить оставшуюся часть сообщения: — Младенец… слабенький, и они хотят ее крестить на тот случай, если она умрет.

Роджер хлопнул по пальто с другой стороны; книга общего богослужения, которую ему дали в Шарлотте, успокаивающе оттягивала карман.

— А ты можешь? — Брианна смотрела на него с тревогой. — Католики могут — то есть в случае необходимости крестить может и обычный человек.

— Да, в таком случае могу, — сказал он, задыхаясь от волнения. Он посмотрел на Брианну, измазанную сажей и грязью, ее одежда остро пахла дымом и печеной глиной, отнюдь не миррой и алоэ.

— Хочешь пойти со мной? — Он отчаянно хотел, чтобы она согласилась.

— Ни за что на свете такое не пропущу, — заверила она и, сняв свой грязный шарф, тряхнула волосами, яркими, как знамена, развевающиеся на ветру.

* * *

Это был первый ребенок в семье Огилви, крошечная девочка, которой Брианна, в силу своего немалого родительского опыта, тут же диагностировала острые колики, но в целом определила ее как вполне здорового младенца. Пугающе молодые родители — оба выглядели не старше пятнадцати — были до смешного благодарны за все: за советы и уверения Брианны, за ее предложение сходить к Клэр (супруги боялись сами идти к жене лэрда, не говоря уж о слухах, которые о ней ходили) за лекарствами и едой и, наконец, более всего за то, что Роджер пришел крестить их дочь.

Они не могли поверить в свою удачу: настоящий священник — объяснить им реальное положение вещей оказалось невозможно — появился в этой глуши и снизошел до того, чтобы прийти и даровать благословение Божье их дочери.

Роджер и Брианна остались с ними ненадолго и ушли, когда солнце поползло за горизонт, оба светящиеся полубессознательной радостью от сделанного доброго дела.

— Бедолаги, — сказала Брианна, интонация ее колебалась между сочувствием и веселостью.

— Бедолаги, — согласился Роджер, разделяя ее настроения.

Крещение прошло прекрасно — даже кричащий краснолицый младенец приутих, когда Роджер лил воду на лысую макушку и провозглашал, что теперь душа ребенка под защитой Господа. Он ощущал невероятную радость и величайшее смирение оттого, что ему было позволено совершить обряд. Только одна деталь оставляла Роджера в замешательстве — его эмоции колебались от смущенной гордости до глубокого смятения.

— Ее имя… — сказала Брианна и остановилась, качая головой.

— Я пытался остановить их, — сказал он, пытаясь контролировать свой голос. — Я пытался, ты тому свидетель. Я предложил Элизабет. Майри. Может, Элспет. Ты слышала!

— Да ладно, — сказала она, и ее голос завибрировал. — Мне кажется, Роджерина — прекрасное имя. — После этого она перестала себя сдерживать, опустилась на траву и начала смеяться не хуже гиены.

— О Боже, бедный ребенок, — сказал он, пытаясь — безуспешно — не засмеяться вслед за женой. — Я слышал имя Томасина и даже Джеймсина, но… Боже.

— Может, они сократят ее имя до Ины, — предположила Брианна, сопя и вытирая лицо передником. — Или прочтут его задом наперед — Аниреждор — и станут звать ее Ани.

— О, спасибо тебе за утешение, — сухо отозвался Роджер и наклонился, чтобы помочь ей подняться с земли.

Брианна прижалась к нему и обняла его за талию, все еще трясясь от смеха. Она пахла апельсинами и дымом, заходящее солнце играло золотом в ее волосах.

Наконец она утихла и подняла голову с его плеча.

— Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне[136], — сказала она и поцеловала его. — Ты молодец, преподобный. Пойдем домой.

Часть 8

Зов

Глава 58

Любите друг друга

Роджер вдохнул настолько глубоко, насколько мог, и закричал что было сил. И это было не очень громко. Он повторял упражнение снова и снова.

Было больно. И становилось хуже; слабый задушенный звук собственного голоса вызывал у него отвращение, так что хотелось заткнуться и больше никогда не открывать рот. Он подышал, закрыл глаза и закричал со всей мощью, на которую были способны его легкие. По крайней мере, попытался.

Острая боль пронзила его горло справа, и крик оборвался. Роджер хватал воздух ртом. Пару секунд он осторожно вдыхал и выдыхал, сглатывая, а потом повторил все заново.

Господи, как больно.

Он вытер рукавом слезящиеся глаза и приготовился к новой попытке. Уже набрав воздуха в грудь и сжав кулаки, он услышал голоса и медленно выдохнул. Голоса были близко и перекликались между собой, но ветер дул в противоположную сторону, и он не мог разобрать слова. Скорее всего, охотники. Стоял погожий осенний день, воздух был прозрачно-голубым, и лес казался наполненным живым дрожащим светом.

Листья только начали менять цвет, но некоторые уже опадали — тихое непрекращающееся движение на периферии зрения. Он отлично знал, что любое движение в такой обстановке можно принять за дичь. Набрав было воздуха, чтобы позвать охотников, он вдруг