Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Мы обратились именно к Вам, Белла Ахатовна, именно потому, что Вы поэт, а в России быть поэтом – не только профессия, но и судьба. Мы не предлагаем Вам никакого конкретного плана действий; речь идет лишь о том, что пришла пора поднять этот вопрос перед теми, от кого зависит его решение. Как именно наши адресаты будут это делать, если захотят, – решать им самим.

Во всяком случае, мы были бы Вам признательны, если бы Вы уведомили нас о получении этого письма.

С глубоким уважением

Л. И. Богораз

С. В. Калистратова

15 ноября 1986

P.S. Я не отправила это письмо своевременно, т. к. меня и сына постигла трагедия: 8-го декабря в тюрьме погиб мой муж Анатолий Марченко.

Но пора – и необходимо – вернуться к делу амнистии, которое я считаю важнейшим. Отправляю письмо Вам и другие приготовленные письма, ничего в них не меняя.

С уважением.

Лариса Богораз

15 декабря 1987

И ответ Беллы.

Глубокоуважаемая, дорогая, любимая Лариса Иосифовна!

Пожалуйста, примите мою любовь, поверьте не состраданию моему – страданию.

Я пишу Вам и смотрю на фотографию, где Вы и Ваш муж – вместе. Как прекрасно Ваше лицо. Как прекрасен Ваш муж. Вы, наверное, знаете этот снимок: Вы – а сзади забор какой-то, дом, деревья.

Как прочен, неодолим Ваш муж на снимке и во веки веков.

Безмерно благодарю Вас – за все, и за Ваше письмо ко мне.

Прошу Вас и Вашего сына всегда располагать моей любовью, жизнью, сколько у меня есть.

Дорогая, дорогая Лариса Иосифовна! Я не ищу и не найду слов для утешения Вашего безутешного горя… Но эти жизнь и смерть всегда будут утешительны, поучительны и спасительны для человечества. Так, стало быть, – нельзя ему было иначе. Вечная память.

Простите меня.

Лариса Иосифовна, телефон мой не совпадает с почтовым адресом, Вам известным: 202.95.80.

Позвольте кланяться Вам и поцеловать Вашего сына.

Всегда Ваша и совершенно Ваша

Белла Ахмадулина

В Тарусе бывал издатель “Синтаксиса” Александр Гинзбург с женой Ариной. Солженицын приезжал к нему с предложением возглавить фонд помощи российским политзаключенным. Гинзбург счел это за честь и, продолжая жить в Тарусе, стал первым распорядителем фонда. В своем журнале Александр печатал ранние стихи Беллы.

В Тарусе жил Андрей Амальрик, о знакомстве с которым я писал. А литератор Алексей Иванович Шеметов так прижился здесь, что стал восприниматься местными как коренной житель Тарусы. Мы с Беллой много общались с ним.

Во время нашего пребывания на берегах Оки мы близко сошлись с Еленой Михайловной Голышевой и Николаем Давыдовичем Оттеном. Эта замечательная пара в разные годы привечала у себя всех гонимых, попадавших в Тарусу. В их доме два года жила Надежда Мандельштам, здесь она писала свои воспоминания. В этих гостеприимных стенах бывал и Лев Копелев с Раей Орловой. В феврале 1964 года в этом доме жил и творил Иосиф Бродский. Периодически у Голышевых-Оттенов гостили Фридрих Горенштейн и Владимир Осипов. Здесь часто появлялась и Наталья Столярова, с которой потом в Париже мы вспоминали тарусскую жизнь.

Давая приют многим людям с трудной судьбой, тарусский берег привлекал своей красотой и неспешным укладом жизни целые поколения поэтов, художников, музыкантов. Здесь в разное время жили Андрей Тарковский, Юрий Казаков, Владимир Корнилов, Святослав Рихтер и многие другие.

Для Беллы время, проведенное в Тарусе, оказывалось особенно плодотворным. Вдохновленная образом Марины Цветаевой, она писала там свои лирические посвящения ей. Каждый дом и каждый шаг, пройденный по тарусской земле, напоминал о Марине. Анастасия Ивановна, охотно вспоминавшая о тарусском периоде жизни, рассказывала нам о деревне Ладыжино и хозяйке имения – маркизе Кампанари, которую Анастасия Ивановна хорошо помнила. В имении порой гостили поэты Константин Бальмонт и Юргис Балтрушайтис. Белла подружилась с дочерью конюха удивительной маркизы – бабой Маней, о которой шла речь выше.

Одним словом, в Тарусе Белла всегда испытывала подъем, стихи шли, и как только это стало ясно, мне захотелось продлить ее пребывание там и на зимнее время. Я принялся узнавать об условиях жизни в доме творчества Московского союза художников, находившемся неподалеку от того места, где прежде была дача “Песочное”.

Поразительный всплеск творческой деятельности Беллы в феврале, марте, а потом в мае 1981 года был закономерен. Он наступил после длительного периода молчания и неписания, вызванного чрезвычайными переживаниями предшествующих лет. Ушли из жизни дорогие для нас люди – Володя Высоцкий, Надежда Яковлевна Мандельштам, Стасик Нейгауз. Многие друзья уехали за границу. Вышел скандальный “Метрополь”.

Мне хотелось отвлечь Беллу от грустных мыслей, и я стал готовиться к поездке в Тарусу.

Дом творчества художников был расположен рядом с Тарусой, всего лишь через Пачёвский овраг и деревушку Пачёво. Он представлял собой два двухэтажных корпуса, построенных по убогим типовым проектам из силикатного кирпича, и бревенчатое трехэтажное здание художественных мастерских.

Кроме того, имелся частично оштукатуренный красный кирпичный корпус, где находилась столовая, а на втором этаже тоже жили художники. Еще там были коттеджи, в которых располагались контора с бухгалтерией, кабинетами директора и его заместителя. Бухгалтер запомнился особенно – был он очень строг, придирчив, но при этом хитер и двуличен, за что в народе его прозвали Берией. К жилым зданиям примыкала конюшня, где стоял конь Мальчик, и сарай для саней, автомобиля ГАЗ-69 и небольшого автобуса. Между собой все дома соединялись старыми грунтовыми протоптанными аллеями, местами поросшими травой, а в середине “парка” была клумба с цветами.

По выходе из дома в сторону Оки шла дорога, спускавшаяся под гору с колеями, проложенная тракторами. Вокруг существовала значительная территория пересеченной местности, поросшая лесом, тяготеющая к реке вместе с песчаными отмелями по ее берегу. Если же желающий добраться до Тарусы выходил из Дома творчества, то в этом случае он должен был направиться в сторону поля и, следуя проселочной дорогой, идущей по открытой местности, дойти до точки, где дорога раздваивалась. Одно ее направление вело к деревне Паршино, а другое – в сторону деревни Пачёво и Пачёвского оврага, за которым уже находилась Таруса.

Меня волновало то, как и когда рождаются у Беллы лирические стихи, навеянные этими местами. Приезжая в Тарусу, я становился свидетелем ее внутреннего раскрепощения и освобождения от оков московской жизни. Здесь она избавлялась от неизбежной суеты, бесконечных телефонных звонков, приглашений на выступления, в гости, в театры, на выставки, от редактирования готовящихся публикаций, потока бесконечных посетителей.