Тревожные люди - Фредрик Бакман

Они больше не ругаются и в то же время ругаются постоянно: когда люди долгое время живут вместе, уже не поймешь, перестали они ругаться или обращать на это внимание.

– Едрить твою налево, дорогая. Не забудь сказать всем, с кем будешь разговаривать, что в квартире нужен РЕМОНТ! Тогда у нас конкурентов не будет, – продолжил Рогер.

Анна-Лена удивленно посмотрела на мужа:

– Да вроде нормальная квартира.

Рогер вздохнул:

– Едрить твою налево, дорогая. Это для нас нормальная. Мы можем сами сделать ремонт. А они нет. За версту видно, что ремонт для них – катастрофа.

Анна-Лена кивнула и, наморщив нос, стала демонстративно принюхиваться.

– Воздух какой-то сырой, не чувствуешь? Небось плесень растет по углам.

Сколько раз Рогер ее учил: говорить с риелтором нужно погромче, чтобы остальные покупатели насторожились.

Рогер закатил глаза:

– Едрить твою налево, дорогая, спроси об этом риелтора. Я-то что.

Анна-Лена обиженно кивнула и сказала:

– Это я репетирую.

Зара слушала их, стоя на балконе и глядя на мост. И, как и всякий раз при виде моста, ощущала панику, дурноту и дрожь в руках. Возможно, она думала, что однажды ей станет легче или хуже до такой степени, что она наконец прыгнет. Она перегнулась через перила и посмотрела вниз, но поняла, что балкон находится недостаточно высоко. Того, кто хочет жить, и того, кто решил умереть, объединяет одно: если прыгаешь с большой высоты, надо быть уверенным в результате. Зара пока не знала, кем из этих двоих она предпочла бы быть: если человеку не нравится жить, это вовсе не значит, что он нуждается в альтернативе. В течение десяти лет она ходила на показы квартир и, оказавшись на балконе, смотрела на мост и балансировала над бездной внутри себя.

Зара слышала доносившиеся из квартиры голоса. На этот раз это была другая пара, помоложе, Юлия и Ру. Одна блондинка, другая брюнетка, они громко спорили, как спорят только молодые люди, которые верят, что каждое их чувство, подогреваемое гормонами, совершенно уникально и неповторимо. Юлия была беременна, а Ру действовала на нервы. Одна была одета так, будто сшила себе наряд из мантий, снятых с убитых волшебников; на другой был прикид вроде тех, что носят наркосбытчики, которые ошиваются возле боулингов. Ру (это, конечно же, была кличка, которая приклеилась к ней так давно, что она и сама стала так представляться, и это было одной из причин, по которой она действовала на нервы Заре) ходила по квартире и махала своим телефоном над головой, приговаривая: «Здесь типа вообще не ловит, связь никакая!» – а Юлия шикала на нее: «Вот ужас-то! Если мы здесь поселимся, нам придется общаться друг с другом! Хватит уходить от темы, нам надо принять решение насчет птиц!»

Они никогда не могли ни о чем договориться, но в защиту Ру надо сказать, что она не всегда это понимала. Часто, когда она спрашивала Юлию: «Ты обиделась?» – та отвечала: «НЕТ!!!» – и тогда Ру пожимала плечами так же беззаботно, как идеальная мать семейства из рекламы моющих средств, отчего Юлия, понятное дело, обижалась еще сильнее, потому что только тупой мог не заметить, что она обиделась. Но на этот раз даже Ру поняла, что что-то не так, потому что, как было сказано выше, речь шла о птицах. Когда Ру и Юлия начали совместную жизнь, Ру уже держала птиц – не на мясо, а как домашних питомцев. «Она что, пират?» – поинтересовалась мать Юлии, когда об этом зашла речь, но Юлия терпела птиц, потому что была влюблена и понимала, что птицы живут не вечно.

Но птицы оказались долгожителями. Поняв это, Юлия попыталась взять ситуацию в свои руки и посмотреть на нее глазами взрослого человека. Ночью она решила выпустить птиц в окно, и одна из этих тварей вылетела на улицу и замертво грохнулась на асфальт. Одна! На следующий день пришлось позвать в гости соседских детей, пока Ру была на работе, чтобы как-то объяснить ей, почему клетка оказалась открыта. А что же другие птицы? Остались сидеть в клетке! Как они только выживают, эти пернатые, – просто насмешка над эволюцией!

– Я не собираюсь усыплять птиц и не хочу продолжать этот разговор, – обиженно ответила Ру и, сунув руки в карманы платья, осмотрела квартиру. Да-да, на ней было платье, но, правда, с карманами: Ру нравилось быть элегантной, но при этом хотелось время от времени засовывать руки в карманы.

– Ладно, ладно. Тебе нравится квартира? Думаю, надо брать! – сказала Юлия, тяжело дыша, поскольку лифт не работал, а всякий раз, когда Ру говорила родственникам «мы беременны», словно это вид командного спорта, Юлии хотелось залить стеарин ей в уши, пока она спит. Не потому что она не любила Ру – она любила ее до самых печенок, но за последние две недели они посмотрели более двадцати квартир, и Ру всегда что-то не нравилось. Казалось, ей вовсе не хочется переезжать. При этом Юлия каждую ночь просыпалась, чтобы предаться вечному самоанализу всех беременных – «ребеночек толкается или газы идут?» – и потом уже не могла заснуть, потому что храпела и Ру, и ее птицы, так что в тот момент Юлия готова была переехать куда угодно, лишь бы там была еще одна спальня.

– Здесь телефон не ловит, – хмуро повторила Ру.

– Плевать! Мы берем ее! – настаивала Юлия.

– Ну, я не уверена. Мне надо посмотреть на хобби-комнатку, – сказала Ру.

– Это называется «гардеробная», – поправила Юлия.

– Или хобби-комнатка! Мне нужна рулетка! – весело кивнула Ру. Одним из ее самых обаятельных и в то же время действующих на нервы свойств была способность мгновенно, о чем бы перед этим они с Юлией ни спорили, переключаться на мысли о сыре.

– Ты прекрасно знаешь, что моя гардеробная – не место для сыра, – решительно заявила Юлия. В квартире, где они жили сейчас, у них был свой отсек в подвале, который Юлия называла «кладбищем надоевших хобби». Раз в три месяца у Ру появлялись новые интересы: платья 50-х годов, супы из морепродуктов, старинные кофейные сервизы, кроссфит, бонсай, подкасты о Второй мировой войне. За три месяца Ру успевала досконально изучить тему, погрузившись в интернет-форумы, населенные людьми, которым определенно следовало бы не давать вайфай в их обитые войлоком палаты, но через три месяца Ру надоедало ее хобби, и она с поразительной быстротой переключалась на что-то другое. Единственным хобби, к которому у Ру не ослабевал интерес, было коллекционирование обуви, а ничто так не характеризует человека, как наличие у него двухсот пар обуви и при этом неумение правильно обуваться в дождь или в снег.

– Откуда мне знать! Для того мне и нужна рулетка, чтобы измерить, поместится ли туда сыр! Мои растения тоже долж… – начала Ру, потому что только что поняла, что хочет выращивать растения при помощи фитолампы в хобби-комнате. Которая была гардеробной. Точнее…

И так бесконечно.

Тем временем Анна-Лена ощупывала диванную подушку, думая об акулах. В последнее время она часто их вспоминала – на эти мысли ее наводил их с Рогером брак. Анна-Лена хранила в себе немую тоску. Она продолжала щупать подушку, пытаясь отвлечь себя мыслями вслух: