Бортовой - Елена Горелик

– Ты и твой дедуля, кстати, из той семейки, которая могла быть замешана. Или твои предки были в стороне?

– Кто – в стороне? Мои почтенные пращуры? – рассмеялся брюнет. – Они были одними из самых крупных акционеров этого безобразия, и неплохо наварились на крови, – добавил он гораздо серьёзнее. – Потом долго не могли смириться с потерей капиталов и власти. Ещё дед мой бурчал и ругал правительство. Но у него хватило ума не поддаться на обещания тех… потомков бывших, которые свалили с Земли. Дед остался, и слава богу. Мы с отцом благодарны ему за это.

– А тебе не приходило в голову, что всё могло бы быть по-другому? – как бы невзначай поинтересовался «скандинав». Сквозь налёт коньячного хмелька в его взгляде вдруг промелькнуло нечто холодное, твёрдое… и неприятное.

– Приходило, – кивнул брюнет, почему-то не заметивший этого «нечто». То ли выпил больше приятеля, то ли предпочёл не заметить. – Наверное, с учётом положения моей семьи, в том, другом варианте я был бы на самом верху. Но знаешь, Стен… Мне довелось читать дневники и разрозненные личные записи моих предков. Они, несмотря на то что обладали огромной властью, жили в постоянном страхе. Наверное, это очень неприятное ощущение. Я не знаю. Я не хочу бояться. Я учёный. У меня ещё до диплома пять опубликованных научных работ по свойствам высокомолекулярных соединений, полученных в условиях других планет, притом с хорошими отзывами, и я мечтаю однажды сделать великое открытие. Смешно, да?

– Нет. Это называется честолюбием. С ним у тебя всё в порядке. Значит, ты рано или поздно поймёшь, что отличаешься от… прочих людей в лучшую сторону, и тебе захочется получить от жизни больше.

– А разве это и сейчас не так? Стен, я и без того «перспективный», мне и так навыдавали авансов в самом разном виде. В том числе и в материальном, если ты об этом. Но ты ведь помнишь, что нам с самой младшей группы в школе твердили?

– Кому больше дано, с того больше и спросится, – усмехнулся тот, кого назвали Стеном. – Наши предки считали вторую часть необязательной. Это и помогло им получить практически неограниченную власть.

– И чем это закончилось, помнишь?

– Им всего лишь не повезло.

– Не повезло… Хорошо сказано, – иронично усмехнулся брюнет. – Главное, не упоминать о собственных ошибках и просчётах, и получится, что просто не повезло. Не так карта легла, ведьма наворожила, чёрная кошка дорогу перебежала… Стен, ты же умный человек. Ты всегда славился отменной логикой. Что с тобой произошло?

– Наверное, посмотрел на себя со стороны… Ладно, Джимми, проехали. Ещё по бокальчику? Коньяк-то французский…

…Даже сейчас, пять лет спустя, он вспоминал этот разговор каждый раз, когда приезжал домой, в Нью-Йорк. Почему? Стенли он с тех пор не видел. Тот не вошёл в категорию «перспективных», оставшись по результатам работы на уровне «хороших исполнителей». То ли в лаборатории какой-то дальней земной колонии работает, то ли в заштатном институте. Джима это не интересовало. А разговор сидел занозой, не желая забываться.

Почему Стен тогда поднял эту тему? Знал, что заденет за живое, или просто прощупывал его на наличие слабины? Предки Стена двести лет назад фактически работали на предков Джима, несмотря на то что состояли на службе в АНБ, а семейство Морганов явно и тайно владело финансовыми активами на триллионы долларов, не имея прямого отношения к спецслужбам. До мегакризиса, конечно. До войны, закончившейся немного не так, как рассчитывали их предки.

И вот, два столетия спустя, звучат слова, способные посеять сомнения.

Джеймс Генри, потомок американской ветви семьи Морганов, унаследовал от предков авантюрную жилку. Но вместе с оной заполучил не самые плохие мозги и здоровую осторожность, приобретенные за полтысячелетия истории рода. Свой авантюризм он активно реализовывал в науке, заработав репутацию пробивного, немного скандального, но большого таланта. Он уже известен, о нём пишут и говорят. Экономический эффект от его открытий и предложений таков, что ему вполне хватало этой ренты на огромную квартиру, набитую новейшей бытовой автоматикой, маленький космический кораблик для прогулочных полётов, и ещё оставалось. Жена, сын, перспективы, от которых дух захватывало… Он получал куда больше, чем средний гражданин, но при этом понимал, что полученное заработал честно, отдавая миру тоже куда больше среднего землянина. Что его выдающиеся способности дают ему исключительное право лишь на одно – применять их для блага Земли. Так воспитали, ничего не поделаешь. Более того, Джим лишь недавно окончательно понял правоту учителей. Нельзя требовать себе вечные бонусы только по факту наличия выдающихся способностей или принадлежности к определённой фамилии.

Джим не был особенно верующим, но от стремления иметь все права, не имея никаких обязанностей, явственно несло серой. Тем более имеется соответствующий исторический опыт. Его предкам тогда хватило мудрости вовремя уйти в сторону и, потеряв большинство активов, всё-таки сохранить семью и основной бизнес. В переходный период это помогло им выжить и кое-как, с большими оговорками, встроиться в новый мир. Но прочие пошли до конца и потеряли всё, едва не утащив за собой на тот свет остальное человечество.

Нельзя мнить себя богами. Самозванство, в особенности такого рода, карается всегда. Вопрос лишь в сроках исполнения приговора.

Стен этого не понимал. Не мог или не хотел понять?

Пять лет прошло, а до сих пор душу царапает. Были же друзьями… до того разговора.

Джиму по работе доводилось общаться с русскими коллегами, и от них он узнал словечко «halyava». Что в переводе на английский приблизительно означало «дармовщина». Парадокс: несмотря на то что людям нынешних поколений с детства раскрывают смысл старинной поговорки про бесплатный сыр в мышеловке, всё равно находятся персонажи, считающие себя умнее всех. Вот, мол, предки наделали ошибок, но уж я-то, башковитый, их точно не повторю. Может, старых ошибок и не повторит. Зато новых наделает.

Дармовщина никогда ничем хорошим не заканчивается. Между прочим, предки Джима знали это лучше всех. Знали – и помалкивали.

– Том?

– Чего тебе, Майк?

– Чем это воняет на камбузе? У меня анализатор клинит.

– Да ничем там не… Блин!

На картинке с камеры камбуза явственно виднелся индукционный контур, залитый чернеющей на глазах пеной. Сия пена выползала из турецкой, сделанной под медь, джезвы, в которой безнадёжный кофеман Том Бэйнс заваривал свежеприобретённую «арабику». Это в полёте он надувался растворимым напитком, почему-то по инструкции зерновой кофе заваривать в рейсе нельзя. Почему – не знаю, хоть убейте. Том «отрывался» во время стоянок на базе. Собственной семьи у него нет, к родителям ездит нечасто, потому на борту «Арго» он фактически живёт. Поэтому на станции экипаж спасается бегством, едва открываются шлюзовые камеры. Знают, что после, а временами даже вместо традиционного видеозвонка родным Том помчится или в магазин за кофием, или на камбуз – заваривать оный из своих запасов. Среди нас далеко не все воспринимали аромат кофе положительно, а уж в таких количествах – и подавно.