Бортовой - Елена Горелик

Ну, да бог с ним и его пунктиками. Ещё одного пиндоса на борту я как-нибудь переживу. При условии, что это ненадолго.

Экипаж начинал собираться на предстартовую подготовку обычно дня за три. Стандартный медосмотр, погрузка оборудования и личных вещей, инструктаж от начальства – на это как раз хватало семидесяти двух часов, ещё и оставалось на обычную акклиматизацию. Не всякий способен после отгулов в большом мире беспроблемно перенести вынужденное ограничение жизненного пространства на борту космического корабля. Том и вовсе станцию не покидал, то зависая у меня на борту с игровым пультом в одной руке и огромной чашкой кофе в другой, то шляясь по торгово-развлекательным центрам этого громадного космического сооружения. Первым обычно являлся образцово-показательный Эрнест Ромашкин. За ним следовали техники – братья-японцы и Ник. Щербакова всегда к старту провожали парочка коллег и пожилая супруга, проявлявшая, на мой взгляд, чрезмерное беспокойство насчёт его здоровья. У Виктора Петровича сердце как у бегуна-олимпийца. А последним неизменно приходил Вуур. В традиции чуланского народа было являться не к определённому времени, а «когда полностью готов». Ох, и натерпелся я от его сородичей в мою бытность пилотом пассажирского лайнера… Вуур-то хотя бы пытается соблюдать традиции земного флота, раз уж поступил к нам на службу и принял на себя все обязательства. В том числе и обязанность «быть готовым» до старта, а не после.

Но сегодня всё было иначе.

Первым пожаловал Виктор Петрович. Распрощавшись с провожающими, он проследил за погрузкой своих ящиков в трюм и, поднявшись на борт, первым делом наведался в рубку.

– Рад вас видеть, Виктор Петрович, – надо сказать, я ему обрадовался вполне искренне. Весьма приятный в общении человек, хоть и не без собственных пунктиков. У нас на «Арго» нормальных вообще нет. – Что-то случилось?

– Случилось, – лукаво улыбнулся пожилой профессор, дежурным жестом поправив старомодные очки. – Михаил Алексеевич, позвольте поздравить вас с днём рождения. Признаюсь, я долго думал, что именно не будет бестактным вам подарить, но так ни до чего не додумался.

Пыльным мешком из-за угла. Вот как это называется. Да, восемнадцатое октября, мой день рождения. Сорок шестой уже, если считать как положено. А ведь забыл. Зря. Из таких вот мелочей и состоит человек.

Нельзя забывать о том, кто я такой, нельзя.

– …простите, взял на себя смелость посоветоваться с вашей семьёй, – тем временем продолжал Щербаков. – Бумажной репродукции вашего любимого художника Редченко из Севастополя достать на станции не удалось, лишь цифровую копию. Надеюсь, вы не будете против, если она украсит рубку?

– Спасибо, – честно говоря, меня это очень тронуло. – Большое спасибо, Виктор Петрович!

Пластинка голографического проектора, прикреплённая магнитным держателем к стене, развернулась в картину. Вернее, в окно, открытое в летний полдень, такой яркий и праздничный, какой бывает только у тёплого побережья. Гора ослепительно белых парусов над тёмным корпусом – это барк «Седов», один из старейших парусных кораблей Земли, что ещё выходят в море. Оригинал картины можно увидеть лишь несколько раз в год: маринист Редченко наотрез отказывается продавать сами полотна, зарабатывая на жизнь выпуском бумажных и цифровых репродукций, а также устраивая именные выставки. Учитывая несомненный талант и популярность, доход у него неплохой, даже при условии дележа прибыли с издателями и галереями. При этом живёт он очень скромно. Я знал его лично, ещё в прошлой жизни. Эксцентричный человек, одевался всегда вызывающе ярко, был лохмат и бородат, почти как Том, и постоянно курил дешёвые сигареты. Но то, что выходило из-под его кисти, было живым, почти одушевлённым. Словом, самый обычный гений. Большая репродукция картины «Барк „Седов“» с его автографом украшала мой прежний дом. Что ж, если Щербаков посоветовался с моим отцом, ничего удивительного, что теперь рубку украшает цифровая копия той же картины. Правда, без авторского факсимиле.

Пока я, будучи в «растрёпанных» чувствах, благодарил Виктора Петровича, на площадке у корабля появился Эрнест. Интересно, он в курсе насчёт дня рождения космического корабля? Оказалось, да. Подарком мне любимому стала эксклюзивная цифровая библиотека русской классики девятнадцатого-двадцатого веков в оформлении лучших компьютерных художников современности. Братья Мацунори, явившиеся следом, преподнесли капитану-сан японскую миниатюру двадцать первого века на настоящем шёлке. И где только добыли, красавцы… Ник не был оригинален – принёс прозрачную пластинку размером с ладонь, на которую были записаны сотни фильмов на историческую тематику. Том объявил, что в честь дня рождения капитана организует праздничное застолье прямо на борту. Но Вуур, явившийся, как обычно, последним, добил всех, в том числе и меня. Чуланец умудрился купить статуэтку богини Маат времён Нового царства. Причём не новодел из тех, что продаются на любом базаре Египта, а подлинную, с сертификатом каирского музея, подтверждённым заключением независимого эксперта. Представив себе сумму, в какую обошлась и покупочка, и экспертиза, я едва не отключился. Впрочем, на Чулане принято делать только дорогие подарки, но лишь членам семьи.

– Разумеется, моя кровная семья – это мои чтимые родители, моя супруга и её чтимая матушка, а также моя малолетняя дочь, – невозмутимо пояснил Вуур. – Но мне нравится человеческая традиция чтить также и душевное родство… Надеюсь, я не сказал глупость?

– Это не глупость, – ответил ему Эрнест, наш человек-гора. – Совсем не глупость. Просто у нас такие дорогие подарки ко многому обязывают.

– Я также очень многим вам обязан… мои друзья, – чуланец сцепил пальцы замком и склонил голову: поза великого почтения. – Скоро исполнится земной год с тех пор, как мы стали экипажем «Арго». Нам ещё немногое пришлось пережить вместе, но я ни разу не пожалел о принятом решении попроситься на эту службу. Я весьма признателен и тем людям, которые удовлетворили мою просьбу. Свой долг им я могу вернуть достойным служением. Но вы… вы моя духовная семья. Именно это я хотел сказать своим поступком.

– Спасибо, друг. Спасибо.

Почему мой голос звучал так, будто в горле стоял комок?..

Я – человек. В первую очередь потому, что рядом вы. Моя команда. Мои друзья. Моя, как выразился Вуур, духовная семья, точнее не сказать. Вы не даёте мне забыть о моей человеческой сути.

Спасибо.

Наш научный гений явился за три часа до старта.

Джимми Морган выглядел так, будто прилетел последним рейсом и едва не опоздал. На площадку он влетел почти бегом, автоматическая тележка погрузчика, тянувшая поклажу, едва за ним успевала. Следом за ним и его багажом неслась дежурный офицер безопасности, исландка Гуннхильд Бьёрнсдоттир – монументальная сорокалетняя дева нордической внешности и такого же характера. Самая занудная бюрократка из всех, кого я знал в обеих жизнях. Чтобы вывести её из равновесия, нужно было совершить нечто немыслимое. Например, не расписаться в журнале регистрации пропусков. Судя по сцене, которой я стал свидетелем, именно это и произошло.