Свобода - Джонатан Франзен

Она ненавидела, просто ненавидела подобные сцены.

— Я правда очень занята, — сказала она. — И у меня сегодня важный матч.

— Нет, — покачал головой Уолтер, — что-то случилось. Что? У тебя такой расстроенный вид.

Она не хотела упоминать разговор с матерью, потому что пыталась настроиться на игру, и лучше было на этом не зацикливаться. Но Уолтер так отчаянно молил об ответе — не ради своих чувств, но ради справедливости, — что Патти почувствовала, что должна что-то объяснить.

— Слушай, — сказала она. — Поклянись, что не скажешь Ричарду.

Сказав это, она осознала, что так и не понимает смысл этого запрета.

— У Элизы лейкемия. Это ужасно.

К ее изумлению, Уолтер расхохотался:

— Ну это вряд ли.

— Это правда, — сказала она. — Веришь ты в это или нет.

— Ладно. И она по-прежнему принимает героин?

— У нее лейкемия, — повторила Патти. — О героине я ничего не знаю.

— Даже Ричард этим не балуется, а это, поверь мне, говорит о многом.

— Я ничего об этом не знаю.

Уолтер с улыбкой кивнул.

— Тогда ты и вправду замечательный человек.

— Об этом я тоже ничего не знаю. Мне надо пообедать и пойти готовиться к игре.

— Прости, я не смогу сегодня прийти на матч, — сказал он, когда она повернулась, чтобы уйти. — Я хотел, но сегодня будет выступать Гарри Блэкман.[30]Я должен его послушать.

Она раздраженно обернулась:

— Без проблем!

— Это член Верховного суда. Автор вердикта по делу Роу против Уэйда.

— Я знаю, — сказала она. — Моя мать ему практически поклоняется. Можешь не объяснять, кто это.

— Ладно. Извини.

Между ними закрутился снежный вихрь.

— Ладно, тогда больше не буду тебе надоедать, — сказал Уолтер. — Мне жаль насчет Элизы. Надеюсь, у нее все будет хорошо.

В том, что произошло дальше, автор винит только себя — не Элизу, не Джойс, не Уолтера. Как всякого игрока, ее мучило, что периоды незаброса часто затягиваются: она честно отыгрывала второстепенные встречи, но даже в моменты худших вечерних дум находила утешение в чем-то большем — в своей команде, в мысли, что спорт важен, — извлекая истинную усладу из ободряющих воплей товарок по команде и подшучивания «на счастье» между таймами: вечные вариации про дырявые руки и мазилу, из тех, что и ей самой случалось выкрикивать тысячу раз. Она всегда стремилась завладеть мячом, потому что мяч всегда спасал ее, был надежной частью жизни и в детстве преданно сопровождал ее каждое лето. И все эти церковные ритуалы, которые неверующим кажутся бессмысленными или фальшивыми: когда мяч попадает в корзину, хлопают по ладоням так, когда член команды покидает поле — эдак, а после удавшегося штрафного — непременная куча-мала. И конечно, выкрики «Шона, давай!», или «Кэти, молодец!», или «Впе-ред! Впе-ред!». Все это стало для нее настолько родным, настолько понятным, настолько необходимым сопровождением хорошей игры, что ей не приходило в голову этого стыдиться — так же как того, что она потела, носясь по полю. Женский спорт, конечно, был далек от пасторали. Помимо объятий здесь присутствовали яростное соперничество, ссоры и жестокая нетерпимость. Шона обвиняет Патти в том, что та делает слишком много пасов Кэти и слишком мало — ей; Патти негодует, видя, как тупоголовая Эбби Смит, центральный игрок, в очередной раз упустила мяч и не справилась с ним; Мэри Джейн Рорабэкер затаила злобу на Кэти, потому что та не пригласила ее снимать квартиру с ней, Патти и Шоной, хотя в Сент-Поле они дружили в десятом классе; каждый игрок испытывает виноватое облегчение, видя, как нервничает и лажает многообещающий новичок и потенциальный соперник, и т. д., и т. п. Но соревновательные виды спорта подразумевают наличие особой веры и полной самоотдачи, и когда в тебя окончательно вобьют этот образ мышления — в средней или по крайней мере старшей школе — тебе уже не о чем волноваться по пути в спортзал: ты знаешь Ответ на Вопрос, и Ответ этот — Команда, и все пустяковые личные переживания остаются за пределами зала.

Возможно, Патти, переволновавшись из-за разговора с Уолтером, забыла как следует поесть. Что-то определенно пошло не так в ту самую секунду, когда она вошла на стадион «Уильямс». Команда Калифорнийского университета сплошь состояла из качков — трое игроков были шести футов росту, а то и больше, — и тренер Тредвелл задумала заставить их выдохнуться, чтобы самые низкорослые члены команды, особенно Патти, могли проскальзывать и забивать мячи прежде, чем «Мишки» выстроят свою защиту. Планировалось, что они будут вести себя максимально агрессивно и спровоцируют двух лучших бомбардиров «Мишек» на нарушения. Никто не ждал, что «Суслики» победят, но в случае победы они могли войти в двадцатку лучших команд в неофициальном национальном рейтинге — а так высоко при Патти они еще не забирались. Так что это был крайне неудачный вечер для утраты веры.

Патти ощущала какую-то странную слабость. Во время разминки она двигалась так же, как и всегда, но ее мускулы словно утратили эластичность. Ее раздражала бодрость товарищей по команде, но стеснение в груди и медлительность мыслей мешали ей утихомирить их. Мысли об Элизе удалось прогнать, но вместо этого теперь она размышляла о том, что через полтора сезона с ее карьерой будет покончено, а ее сестра может стать знаменитой актрисой, так что спорт был сомнительным объектом приложения времени и сил, и ведь мать годами намекала на это, а она беспечно игнорировала ее предупреждения. Можно с уверенностью сказать, что подобные размышления перед игрой категорически не рекомендуются.

— Будь собой, будь крутой! — наставляла ее тренер Тредвелл. — Кто наш лидер?

— Я лидер.

— Громче.

— Я лидер.

— Громче!

— Я лидер!

Если вы когда-нибудь занимались командными видами спорта, вы поймете, что после произнесения этих слов Патти немедленно ощутила собранность и сосредоточенность. Странно, что подобные фокусы работают и простые слова придают уверенности. Она спокойно размялась и спокойно пожала руки капитану «Мишек», чувствуя на себе оценивающие взгляды соперников и зная, что их предупредили: она — очень опасный игрок и руководит нападением в «Сусликах»; ее репутация была чем-то вроде брони. Но когда начинаешь терять уверенность во время игры, никакие фокусы не помогают. Патти прорвалась к кольцу и сделала двухочковый бросок, и в этот момент вечер для нее закончился. К концу второй минуты она почувствовала комок в горле и поняла, что в эту игру налажает так, как не лажала никогда раньше. Ее противник был на два дюйма длиннее, на тридцать фунтов тяжелее и прыгал бог знает насколько выше, но проблема была не в ее теле — или, скажем так, не только в теле. Ощущение проигрыша угнездилось в ее сердце. Вместо того чтобы бурлить яростью из-за физического превосходства «Мишек», она переживала из-за этой несправедливости, жалела себя. «Мишки» попробовали устроить массированное наступление по всему полю и с удивлением обнаружили, что у них это отлично получается. Шона отбила мяч в сторону Патти, но та упустила его, оказавшись в углу. Ей снова достался мяч, и она снова упустила его. Ей снова достался мяч, и она бросила его прямо в руки защитнику, словно желая порадовать его. Тренер объявила перерыв и потребовала, чтобы она встала дальше на поле и играла на передаче; но «Мишки» уже ждали ее там.