Тоже Sapiens - Сергей Коин

Ветеринар с биоптатором в руках повернулась ко мне. Не одним красивым оборотом, как раньше. Она повернулась медленно, несколькими шажками. Посмотрела на меня тупо какое-то время и, наконец, сказала:

-Подготот… подготовит… …тельный период… Мне продли… ли… До максимума мне продлили.

Боцман даже поморщился, а я продолжил:

-А сегодня какой день?

Она задумалась, но боцман ответил за неё:

-Седьмой у неё день сегодня. Чё встал? Ты кровь будешь брать?

За меня возразил матрос-два:

-Так врач вернётся, и…

-Хуйнётся. Давайте, набирайте. Проторчим тут… - Боцман посмотрел на ветеринара и не стал договаривать.

-Да, ребята… - Ветеринар делала паузы, ей не хватало сил даже на короткую фразу. - Давайте сделаете… Сейчас. Вы уже умеете.

Мы с матросом-два переглянулись и пошли к стоящей в отдалении самке.

Наблюдать за приматами было интересно, но вот взаимодействовать... Эта рожа, это грубое, низкое, широкое тело… Эта морда, пугающая и отвращающая своей искажённой похожестью на наши лица. Этот запах, сильный, но бессмысленный… Уже это отталкивало. А ведь была ещё кожа.

Неестественного цвета, грубая, жирная, горячая настолько, что даже сквозь их сшитую из шкур одежду ощущалось излишнее тепло. А сейчас нам надо было обнажить её, пережать лапу жгутом — их анатомия порой изумляла своей схожестью — и ввести иглу шприца.

Я уже так делал, и даже при моей комплекции получалось только с заметным усилием. Я сомневался какое-то время, может, так оно и бывает, но врач сказала, что нет: у приматов и правда кожа была намного жёстче нашей. Поэтому её не брали автоматические стандартные шприцы, приходилось работать как встарь, обычными.

Руки самки крепились к магнитной панели только в районе запястий наручниками… Строго говоря, это и не наручники были — фиксационные кандалы: наручники даже на её верхние лапы не налазили, а вот кандалы подошли. На лодыжки мы надевали уже ветеринарные образцы, для крупных животных. И ошейник… Хотя шеи у них были такие короткие, что её ещё пойди найди… В любом случае, плечи самки не фиксировались, и она могла ими отбрыкиваться…

-Начали? - спросил матрос-два.

-Давай.

Я посмотрел на морду самки… Кажется, я уже начинаю различать их эмоции. Я примерился, чтобы она не смогла меня укусить… Хотя куда там, с её-то шеей короткой… Я что есть силы надавил ей на плечо.

Самка стала дергаться, и удержать её было очень трудно: пришлось навалиться всем телом, упираясь ногами в пол, и всё равно иногда ей удавалось оторвать плечо ненадолго и не очень далеко от панели. Сильная тварь.

Морда её исказилась. Она издавала звуки… наверное, что-то можно было найти похожее у нашей фауны, но как назвать… Шипела? Рычала? Всё не то. Она сопротивлялась, мои руки быстро стали неметь.

-Ты долго там? - спросил я странным от напряжения голосом.

-Почти, - ответил матрос-два.

Мне не было видно, что именно он делает там, да и не хотелось отрывать взгляд от твари. Смотреть было противно и страшно, но зрительный контакт давал ложное ощущение безопасности…

Я уже начал чувствовать через шкуры, как горяча её кожа, хотел спросить снова, долго ли матрос-два будет возиться, как он сам сказал громко:

-Готово! - и отпрыгнул.

Я тоже оттолкнулся от её плеча и отскочил назад.

Верхняя лапа её с задранным рукавом одежды из грубо выделанной шкуры была обнажена и пережата тёмной лентой автоматического жгута.

Матрос-два посмотрел на меня изучающе и улыбнулся:

-А запыхался-то… Молодец! Почти не дёргалась в этот раз.

-Ага, как же, - только и ответил я. Говорить было трудно.

Я следил за самкой. Она глядела на нас, выталкивала из пасти какие-то… слова, вероятно. Потом перевела свои здоровенные глаза на лапу, стала осматривать с ненавистью ленту. Та плотно обхватила её плечо у самого локтя так, что участок под жгутом стал казаться чуть уже остальной руки, а перекрытые сосуды проступили даже под её толстенной грубой кожей. Совсем как у нас.

И тут мы услышали крик ветеринара. Сначала короткий: высокий и пронзительный, словно от неожиданности. А потом почти сразу другой, долгий, протяжный, воющий. Мы обернулись и увидели, что она стоит на коленях перед младшим самцом, зажавшим её голову между своим предплечьем и боком.

Лапой он шевелить почти не мог, да и не нужно было: примат изогнулся всем туловищем, насколько получалось — этого хватило, чтобы зажать голову ветеринара. Крепко зажать: она упиралась обеими руками, одной в его живот, второй — в край панели, пыталась вырваться из странного, но эффективного захвата. Самец её не отпускал. Он тихо шипел что-то, даже не глядя на неё: просто смотрел прямо перед собой, скорчился от напряжения, и держал. Напротив них стоял в ступоре с дубиной-тизером в руке боцман.

Остальные приматы заорали. Они кричали собрату что-то на своём языке, явно возбуждённые, ликующие, если догадываться об их эмоциях по контексту.

Первым опомнился матрос-два. Он подбежал к примату и ещё не успев остановится, ударил того прямо в морду. Получилось, кажется, смазано: я не успел заметить движение. Но матрос-два остановился и стал лупить хорошо поставленными короткими в голову. Он бил по глазам и носу, длиннющему как клюв.