Приключение - Владарг Дельсат

суток, – озвучивает мне Вэйгу вероятные сроки окончания лечения.

– Благодарю, – киваю я и разворачиваюсь в сторону выхода.

Теперь автоматика под управлением квазиживого мозга, соединенного со своими коллегами в единую сеть, будет восстанавливать детей, а я понадоблюсь лишь на этапе мнемографирования. Нам же с Машкой и девочками стоит проанализировать разговоры детей, учитывая то, что мы уже о них знаем. Ну и выработать стратегию общения, конечно. Но что-то мне подсказывает – не зря с нами наши практиканты. Дар у Васьки не самый обычный, он-то интуит, но, похоже, универсал, а таких у нас пока немного.

Интуиты ранее делились на два основных типа – возвратные и общие. Первые прогнозировали ситуации только в отношении себя да членов семьи, поэтому бабушка, кстати, и не почувствовала неладное с тетой Машей, ведь она не возвратная. А вот второй тип может прогнозировать все, что вовне семьи. В последнее время появились новые дары и даже интуиты, объединяющие оба направления. Вот к таким Вася и относится, поэтому с ним сложнее, но Машка справляется.

С такими мыслями я медленно двигаюсь в сторону столовой, чтобы перекусить чего-нибудь, пока квазиживые анализируют одежду детей, да и подумать мне надо: с чего вдруг такое разнообразие ядов. К тому же мы ошиблись изначально с возрастом: развитие тел говорит о максимум десяти годах жизни. Правда, картину может смазывать регулярное избиение, да и поражение электричеством, следы которого фиксируются тоже… В общем, сначала вылечим, а потом будем пытаться сообразить, что это такое было. Ну или они нам сами расскажут.

Да, очень необычный у нас поход получился. Такое ощущение, что нам решили передать всех страждущих одновременно, чего, строго говоря, быть не может – теория вероятностей против. Так что надо сестренок послушать, вдруг идеи какие будут?

Новый мир

Ша-а

У меня есть мама. Не Хи-аш, а настоящая мама, которая меня вылизывает и очень… любит. Я поначалу не понимаю это слово, но мне объясняют. Внезапно оказывается, что у меня кроме младших есть еще три сестренки постарше и две совсем маленькие. А вот младшие меня забыли – и Си, и Хи, но это хорошо, потому что я сама еще, оказывается, котенок, а вовсе не взрослая.

Очень много новостей сразу заставляют меня поначалу плакать, а потом так страшно становится, но мама… Оказывается, я ее почувствовала и потянулась к ней сквозь пространство, убежав с другого корабля. Я уже ждала наказания за это, но взамен меня берут в передние руки и вылизывают. А еще! Еще они на задних руках ходят! И меня учат так же ходить, потому что так правильно, но почему-то совсем больно не делают.

– Детей бить нельзя, – говорит мне сестренка по имени Аленка, у нее ушки пушистее моих. – Вот совсем нельзя, понимаешь?

Я сначала, конечно, не понимаю, но соглашаюсь с ней, потому что все равно же ничего не могу сделать. Но действительно, мне совсем никто не хочет больно сделать, даже несмотря на то, что генетическая память исчезла и я теперь как Си – ничего не понимаю.

– Садись, сейчас будем учиться есть, – очень ласково предлагает мне мама.

Я уже умею садиться правильно и даже немного ходить на задних руках, которые мама называет «ноги». Я столько новых слов узнала! Жалко, конечно, что старая память пропала, но мама говорит, так лучше, значит, незачем задумываться. А сегодня я узнаю, что такое «папа»! Оказывается, взрослых всегда двое – мама и папа, это нужно для размножения. Правда, как я тогда на свет появилась, если Хи-аш была одна? Но Хи-аш – не мама, потому что я тоже же не рожала Си и Хи…

Но самое главное – я котенок, оказывается. Мне восемь лет, и до взрослости еще очень далеко. Нужно будет ходить в школу, с самого начала, ведь я ничего не знаю, но мама говорит, что это еще не скоро, а Аленка – это моя сестра, старшая – хочет, чтобы я в какой-то «детский сад» сначала пошла. А я не знаю, как правильно, поэтому слушаю маму.

– Это ложка, – показывает мне мама. – Ею едят, вот так…

Она сажает меня к себе на руки и моей рукой ведет, чтобы я научилась. Мама очень ласковая и добрая, она никогда не сердится и не наказывает, даже когда я не понимаю. А еще очень ласково вылизывает и вдобавок рукой проводит по голове. Это называется «гладить». И хвалит меня, хотя она всех хвалит.

Сейчас она учит меня правильно есть. Не лакать и не сосать еду, а ложкой, потому что еда бывает не только жидкой. Добрые Хи-аш меня вылечили, но мне была так сильно нужна мама, что я к ней сама как-то попала. Я думала, Хи-аш рассердятся, а они сказали в экране, что я хорошая.

Быть хорошей мне нравится. У Си и Хи тоже мама, потому что она одна на всех, но они, оказывается, совсем маленькие. Си меня забыла, но это хорошо, потому что я тоже, выходит, маленькая, и теперь у нас есть «детство». Это слово я не очень хорошо понимаю.

– Вот как хорошо поела Ша-а, – улыбается мамочка. – Просто умница!

– Мама, а можно ты мне другое имя дашь? – прошу я ее, потому что мне не нравится быть Ша-а.

– Вот сейчас папа придет – и получишь новое имя, – хихикает она почему-то.

– Маме бабушка с дедушкой так же имя давали, – не очень понятно объясняет мне Аленка. – Так что сейчас доедаем и ждем папу.

Я согласна ждать, потому что незнакомо же все. А она так о «папе» говорит, с такими интонациями, что я просто изнываю от любопытства – кто же это? Какой он? Иногда мне кажется, что я всегда у мамы была, потому что она просто сказочная.

– Здравствуйте, мои хорошие, – я сначала пугаюсь, но потом понимаю: это не может быть надсмотрщик, у него в голосе просто бесконечная ласка.

– Па-а-а-апа-а-а! – громко кричит Аленка, вылетая к кому-то большому и выглядящему не очень знакомо прямо из-за стола.

– Здравствуй, родной, – говорит ему наша мама, а мне кажется, что вокруг теплее становится от ее эмоций.

Я такого в жизни совершенно точно никогда не ощущала. А необычный… наверное, это «папа»… Он делает всего один шаг, и я вдруг лечу. Я понимаю, почему Аленка так о нем говорит, – потому что сейчас ощущаю себя… Мамочка держит иначе, а в его руках я вдруг чувствую себя защищенной. Пока он держит меня в руках, я понимаю – ничего случиться не может. Совсем ничего, потому что это же он. Почему у меня такое настроение, я и сама объяснить не могу, но мне не хочется ничего объяснять.

– Как дела у моих малышек? – спрашивает он, а я и ответить ничего не могу, будто потеряв дар речи.

– Милый, давай старшенькую назовем, – тут же говорит мама, а он задумывается. Я же сижу в его руках, затаив дыхание – так мне интересно, что будет.

– Хочешь быть Марфушей? – интересуется у меня он.

Я сначала замираю от того, что мое мнение спрашивают, а потом задумываюсь, проговаривая про себя это слово. Мар-р-р-фу-ша. Оно ласковое и, кажется, его мурлыкать можно. А папа гладит меня промеж ушек, отчего мысли убегают и хочется просто ни о чем не думать. Но силы кивнуть я в себе нахожу, неожиданно для себя начиная урчать.

– Ей нравится, папа! – восклицает Аленка. – Точно нравится, потому что урчать может только счастливый котенок, как я!

И она тоже урчать начинает, а папа садится на стул и принимается нас обеих гладить. Это так здорово, так ласково, что я совершенно теряюсь в необыкновенных ощущениях. Папа о чем-то негромко говорит с мамой, а потом берет на руки и других сестренок, отчего урчания в комнате становится больше, потому что невозможно не урчать, когда с тобой так обращаются.

– Тогда будет для начала детсад, – кивает папа. – Вике придется отдельную группу делать для новеньких.