Искатель, 1995 №3 - Джон Данн Макдональд

все зыбко! В любой момент из небытия могут вырваться какие-то темные силы и схватить вас. Что ж, у каждого свои способы воздействия. Случается, очень милый парень неожиданно тебя покалечит — духовно или физически. Это уж как повезет. Правда, я себя не чувствовал милым парнем. Его красная куртка теперь казалась чересчур роскошной и даже нелепой: словно детская игрушка на пляже, после того как ребенок утонул. Конечно, скрученный мной тип не был злодеем. Просто глупый племенной жеребец, специалист по скоростным гонкам и эрогенным зонам.

Я продолжал ехать к Спекулятору, отыскивая подходящее место. Из-за высоких сугробов это оказалось непростым делом. Повернув к западу по шоссе номер восемь и проехав с милю, я обнаружил справа темное строение, напоминающее склад. Подъездная дорожка к домику и стоянка позади него были изборождены шинами. Окна в соседних домах были темными. А в свете натыканных повсюду уличных фонарей близлежащей деревушки я не заметил никаких пешеходов. Машин тоже не было.

Я быстро подъехал к домику, развернулся на стоянке и уперся задним бампером в сугроб. Выключил фары. Машина стояла за домиком, готовая в любой момент тронуться с места. Я вылез, оглядываясь по сторонам, дабы удостовериться, что ничьего внимания к себе не привлек. Кругом было тихо. Где-то далеко залаяла собака. Ночное небо пестрело над головой серебристыми точками. Со всех сторон подступали голые силуэты деревьев. Проезжающие мимо машины бойко помигивали фарами. Градусов около двадцати, прикинул я. Не слишком неприятно, учитывая полное безветрие.

Я открыл дверцу с его стороны. Он вполне мог сохранить равновесие, но почему-то предпочел выкатиться прямо на грязную стоянку. Я нагнулся, поднапрягся и поднял все его двести двадцать фунтов[6], изо всех сил стараясь сделать вид, что мне это нипочем. Взрослого мужчину редко поднимают на руки. Это опять-таки вызывает у него воспоминают о детстве, создает ощущение беспомощности. Я сделал с ним на руках четыре больших шага и бросил его в пятифутовый сугроб, словно в кресло. Упав, он чуть откинулся назад, с торчащими вверх коленями и связанными руками — беспомощнее мужчину трудно себе представить. Вяло мотнув своей роскошной львиной шевелюрой, Карл произнес:

— Плохо. Мне очень плохо. Ради Бога…

Когда такие люди попадают в ситуацию, напоминающую им кино-или телефильмы, они пытаются играть героическую роль. Значит, надо придать этой роли некий «привкус», недоступный их пониманию. Это мастерски удается копам — прямо комедия получается. У копов вообще можно многому научиться.

Я подошел к Карлу поближе и взъерошил его светлую шевелюру — небрежно и покровительственно, словно передо мной мальчишка. Радостно хмыкнул, потом трижды похлопал его по щеке, а в четвертый раз ударил чуть сильнее — это была не пощечина, но уже и не похлопывание. Просто призыв: обрати внимание на учителя, детка!

Мои глаза привыкли к темноте. Теперь я видел его четко. События разворачивались для него чересчур стремительно. Он смотрел на меня заискивающе, с тупой готовностью снискать мое расположение. Значит, я выбрал верный тон. Он представлял собой дешевую жестяную коробку с бутафорским замком, открыть который можно одним движением руки.

— Карл, детка, Ли находится за тысячу миль отсюда, и если бы она встретила тебя на улице, то даже не поздоровалась бы.

— Что вам…

— Она представляет собой крупный капитал. Люди, на которых я работаю, очень за нее беспокоятся. И ты, голубок, прекрасно понимаешь, почему.

— Я не знаю, о чем вы…

— Ты их очень разозлил, голубчик. Ты слишком неумно повел себя, посягнув на их вклад в нее. Тебе не стоило связываться с людьми, пожелавшими осложнить жизнь Ли. Следовало бы понять, что рано или поздно тебя найдут, малыш.

— Но это какая-то ош…

— Не строй из себя идиота! Слишком поздно. Ты уже влип. Особой свободы действий мне не предоставили. В лучшем случае, Карл, мне придется слегка тебя побить — так, чтобы ты не смог подняться недельки две-три. А в худшем — я достану из багажника лопату и зарою тебя в снег.

Что-то в выражении его глаз насторожило меня, поэтому едва он раскрыл рот, чтобы закричать, как я проворно залепил ему туда горсть снега. Когда он перестал кашлять, грозиться и браниться, я достал носовой платок и стер снег с его лица. Зубы его стучали от страха и холода, по лицу текли слезы.

— Прошу вас! — выговорил он. — Я не знаю, о чем…

Я снова взъерошил ему волосы.

— О фотографиях, милок! Об этих самых снимочках, о том, каким образом ее подставили. Вот, например, полюбуйся.

Из внутреннего кармана я извлек сложенную пополам фотографию и поднес к его глазам — так, чтобы на нее падал свет. Сэндвич с Лайзой Дин. Когда он закрыл глаза, я убрал снимок.

— Ох, — еле слышно произнес он. — О Господи!

Я вкрадчиво спросил:

— Ну а теперь, милочек, сможешь убедить меня, почему бы тебе не умереть молодым?

ГЛАВА 7

Без нескольких минут девять я вернулся в мотель. Дверь была не заперта. Как только я вошел, Дэна поднялась из единственного в номере кресла и двинулась мне навстречу; ее силуэт четко вырисовывался в свете настольной лампы.

— Вас так долго не было, — сказала она.

В комнате было тепло. Я снял пиджак и растянулся на одной из кроватей.

— Да уж, я уезжал далеко и надолго. Лыжного инструктора можно вычеркнуть из списка. Если хотите, уедем хоть сейчас.

Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня, потом отошла и приготовила еще один коктейль в своем серебристом кубке. Облокотившись, я отхлебнул из него.

— На сей раз улов значительно солиднее, — сказал я.

— Так я и думала.

— У вас завидная интуиция.

Она присела в ногах кровати. Я чуть отодвинулся, освобождая для нее место.

— Вы… что-то с ним сделали?

— Я не оставил на нем ни единой отметины. И только что тайком проводил его домой, в тот вигвам. Мистер Абель не хотел, чтобы его кто-нибудь видел. Ноги не очень-то хорошо его слушались, так что мне пришлось помочь ему выйти из машины и поддержать за талию. Он плакал как дитя, утирая сопли, и не уставал повторять, как благодарен мне за то, что я его не убил. Он даже проникся ко мне симпатией — сродни эмоциональной зависимости, возникающей у больного по отношению к своему психиатру. У двери я похлопал его по плечу и пожелал хорошенько отдохнуть за ночь. Нет, Дэна, никаких видимых следов я не оставил на нем. Оставленные следы — другого рода, и они дольше заживают.

Какое-то время она молчала, затем