Смерть в чужой стране - Донна Леон

От Риальто он пошел в квестуру, где направился в лабораторию. Боккезе был на месте, он точил ножницы на одном из многочисленных станков, управляться с которыми умел только он. Увидев Брунетти, он выключил станок и положил ножницы на свой рабочий стол.

Брунетти поставил портфель рядом с ножницами, открыл его и вынул, осторожно держа за уголки, два пластиковых мешка. Он положил их рядом с ножницами.

— Вы могли бы посмотреть, нет ли на них отпечатков американца? — спросил он.

Боккезе кивнул.

— Я потом зайду, и вы мне скажете, ладно? — сказал Брунетти.

Лаборант снова кивнул.

— Вот оно что, да?

— Да.

— А вы хотите, чтобы я уничтожил пакеты, когда сниму с них отпечатки? — спросил Боккезе.

— Какие пакеты?

Боккезе протянул руку к ножницам.

— Только покончу вот с этим, — сказал он и включил машину, точило вновь ожило. Брунетти пробормотал слова благодарности, но они потонули в резком визге металла, поскольку Боккезе снова принялся точить ножницы.

Решив, что лучше будет самому пойти и поговорить с Паттой, чем ждать его приказа, Брунетти вышел на другую лестницу и остановился перед дверью своего шефа. Он постучал, услышал какой-то звук и открыл дверь. Едва он это сделал, как с опозданием понял, что услышанный звук вовсе не был предложением войти.

Увиденная им сцена являла собою смесь избитой карикатуры с самым страшным кошмаром любого чиновника: на фоне окна с двумя расстегнутыми верхними пуговицами блузки стояла Анита из отдела по делам иностранцев, а вице-квесторе Патта с красным лицом пятился от нее задом. Брунетти понял все в одно мгновение и уронил свой портфель, чтобы дать Аните время повернуться спиной и застегнуть блузку. Пока она занималась этим, Брунетти стал на колени, чтобы собрать бумаги, которые высыпались из портфеля, Патта же сел за свой стол. Чтобы застегнуть блузку, Аните понадобилось столько же времени, сколько Брунетти, чтобы засунуть бумаги обратно в портфель.

Когда все стало на свои места, Патта сказал, используя официальное «вы»:

— Благодарю вас, синьорита. Я верну вам эти бумаги, как только подпишу.

Она кивнула и направилась к двери. Проходя мимо Брунетти, она подмигнула ему и широко улыбнулась, но он не обратил внимания ни на то, ни на другое.

Анита удалилась, а Брунетти приблизился к столу Патты.

— Я только что вернулся из Виченцы, синьор. С американской базы.

— Да? И что вы нашли? — спросил Патта, с лица которого все еще не сошла краска, на что Брунетти всячески старался не обращать внимания.

— Немного. Я осмотрел его квартиру.

— Нашли что-нибудь?

— Нет, синьор. Ничего. Мне бы хотелось съездить туда завтра.

— Зачем?

— Поговорить с людьми, которые его знали.

— И что это даст? Ясно же, что это просто уличное нападение с целью грабежа, которое зашло слишком далеко. Кому это интересно, кто был с ним знаком и что они могут о нем сказать?

Брунетти услышал в голосе Патты нотки нарастающего недовольства. Дай ему волю, он вообще запретил бы Брунетти продолжать расследование в Виченце. Поскольку простое уличное ограбление было самым удобным объяснением.

— Уверен, синьор, что вы правы. Но я подумал, что пока мы не найдем того, кто это сделал, не мешало бы создать впечатление, будто убийца находится за пределами города. Вы же знаете этих туристов. Любой пустяк может их встревожить и отпугнуть.

Действительно ли розовый румянец на лице Патты исчез прямо на глазах при этих словах, или это только ему показалось?

— Рад слышать, что вы со мной согласны, комиссар. — После паузы, явно грозящей Брунетти последствиями, Патта добавил: — В кои-то веки. — Он протянул вперед холеную руку и поправил папку, лежащую на середине стола. — Как вы думаете, это связано с Виченцей?

Брунетти помолчал, прежде чем ответить, радуясь той легкости, с которой Патта перекладывал принятие решения на него.

— Не знаю, синьор. Но думаю, что вреда не будет, если мы создадим впечатление, что связь существует.

Молчание, которым шеф приветствовал это заявление, было просто артистично, оно демонстрировало, с одной стороны, сомнения в правильности ведения дела, с другой — желание не оставить камня на камне в поисках истины, и одно прекрасно уравновешивалось другим. Он вынул из нагрудного кармана свою «Mont Blanc Meisterstuck», открыл папку и подписал три лежащие в ней бумаги, умудряясь всякий раз ставить свою подпись с более задумчивым и вместе с тем более решительным видом.

— Хорошо, Брунетти, если вы считаете, что это самый лучший способ разобраться со всем этим, побывайте еще разок в Виченце. Нельзя же, чтобы люди боялись приезжать в Венецию, верно?

— Нельзя, синьор, — согласился Брунетти, пытаясь придать голосу убийственную серьезность, — конечно, нельзя. — И он спросил, сохраняя ту же серьезность: — Что-нибудь еще, синьор?

— Нет, это все, Брунетти. Доложите мне подробно обо всем, что узнаете.

— Разумеется, синьор, — сказал Брунетти и повернулся к двери, пытаясь угадать, какую банальность бросит ему в спину шеф.

— Мы его посадим на скамью подсудимых, — сказал Патта.

— Мы обязательно это сделаем, синьор, — сказал Брунетти, которому страшно хотелось подчеркнуть это «мы».

Он вернулся в свой кабинет, пролистал номер «Панорамы», лежащей у него в портфеле, и дал Боккезе полчаса, чтобы проверить отпечатки. Затем снова пошел в лабораторию, где на этот раз застал Боккезе за точкой ножа для резки хлеба. Увидев Брунетти, он выключил точило, однако нож по-прежнему держал в руке, пробуя лезвие большим пальцем.

— Это вы что же, так подрабатываете? — спросил Брунетти.

— Нет. Жена каждый месяц просит меня что-нибудь наточить, а это самый хороший способ. Если вашей жене понадобится что-нибудь наточить, я с удовольствием.

Брунетти кивнул в знак благодарности.

— Что-нибудь нашли?

— Да. На одном пакете много отпечатков.

— Его?

— Да.

— А еще чьи?

— Есть парочка других, предположительно женских.

— А что второй мешок?

— Ничего. Чистый. Либо хорошо стерли, либо брали в перчатках. — Боккезе взял лист бумаги и отрезал от него полоску хлебным ножом. Потом с удовлетворенным видом положил его на стол и повернулся к Брунетти. — Мне кажется, что первый пакет использовался для чего-то другого, прежде чем… — Боккезе остановился, не зная, как сказать, — …прежде чем туда поместили это вещество.

— А для чего именно?

— Не уверен, но это мог быть сыр. Внутри оказался какой-то маслянистый остаток. И пакет этот явно использовался раньше, он не гладкий, не то что другой, поэтому я сказал бы, что он использовался еще подо что-то, а потом в нем оказался… э-э-э… порошок.