Где живет моя любовь - Чарльз Мартин

Мэгги крепче сжала мою руку и с беспокойством всмотрелась в мое побледневшее лицо.

– Что с тобой? Тебе плохо?

Я сглотнул и снова солгал:

– Не волнуйся, все в порядке. Наверное, я просто переел.

Выехав со стоянки, мы свернули за угол и увидели Эймоса и пастора Джона, которые только что появились из дверей суда. Я сбросил скорость, помахал им рукой и остановился прямо под знаком «Стоянка запрещена». Я был уверен, что они непременно подойдут к машине, чтобы поздороваться, но они, похоже, меня вовсе не заметили. Только сейчас я разглядел, что лица у обоих были сосредоточенные, почти хмурые. На моих глазах пастор Джон похлопал зятя по плечу и что-то сказал, после чего оба зашагали каждый к своей машине. Эймос, одетый в черную форму полицейского спецназа, выглядел так, словно не спал всю ночь. На его щеках и на макушке, обычно гладко выбритой, топорщилась жесткая щетина, а на одежде белели белые соляные разводы высохшего пота. Лицо у Эймоса было мрачным и озабоченным. Сев за руль пикапа, он сдвинул на нос черные очки, потом все же поглядел на меня и, прижимая к уху воображаемую телефонную трубку, ткнул в мою сторону пальцем свободной руки. Через минуту он уже умчался.

Пастор Джон тоже садился в машину, но я замахал ему обеими руками, и он выбрался обратно и двинулся к нам. Мне очень хотелось хоть как-то разрядить ясно чувствовавшееся в воздухе напряжение, поэтому я сказал шутливо, показывая вслед Эймосу:

– Если этот парень доставляет вам неприятности, пастор, я знаю, где он живет.

Пастор Джон улыбнулся – явно через силу. Если Эймос показался мне усталым, то его тесть имел вид человека, который не меньше трех дней скитался по пустыне без еды и воды. Его щеки запали, глаза ввалились и покраснели, а кожа была не черной, а какой-то тускло-серой. Остановившись у водительской дверцы нашей «Хонды», он предпринял еще одну попытку изобразить на лице улыбку, а потом приставил ладонь к уху, словно из-за шума уличного движения ему было трудно расслышать мои слова.

– Что у вас тут происходит? – спросил я. – Что-нибудь случилось?

Пастор Джон зачем-то обернулся на двери суда и тяжело вздохнул.

– Да нет, сын, мой, ничего особенного… Просто мне пришлось вспомнить прошлое, а это не всегда приятно.

Он снова вздохнул, кивнул печально, потом вернулся к «Кадиллаку», сел за руль и отъехал.

– Что все это значит? – спросила Мэгги, приподнимая брови.

Я поглядел вслед машине пастора Джона и успел увидеть, что он прижимает к уху сотовый телефон.

– Понятия не имею, – сказал я честно. – Наверное, какие-то неприятности…

Я сидел на стуле в приемной Фрэнка Палмера и нервничал, хотя Мэгги, пытаясь меня успокоить, положила руку мне на колено. Мы приехали, чтобы убедиться – розовые полоски не солгали, и ожидание понемногу становилось нестерпимым. Не в силах справиться с собой, я в пятый раз достал из кармана Папины часы. Бросив взгляд на циферблат, я убедился, что время, на которое мы были записаны, прошло. Как назло, именно сегодня расписание приема полетело ко всем чертям, хотя, на мой взгляд, пациентов у доктора Палмера было не намного больше, чем обычно. На мгновение я, правда, подумал, что мои часы испортились, но это было маловероятно. Папиным часам – винтажным «Гамильтонам» на двадцати одном камне, выпускавшимся специально для железнодорожников, – вполне можно было доверять. Если я не забывал их заводить, они отставали всего на две-три секунды в месяц. Эти часы бабушка подарила Папе на десятую годовщину свадьбы, и я не помню, чтобы он хоть когда-нибудь с ними расставался. Когда Папа умер, я хотел положить часы к нему в могилу, но когда я завел их и услышал ритмичное, бодрое тиканье, похожее на стук человеческого сердца, я понял, что поступить так было бы неправильно.

Наискось от приемной доктора Палмера стоял клинический корпус, в который постоянно входили и выходили люди. Я долго смотрел на него, ища взглядом окно бывшей палаты Мэгги. Отсчитав нужное количество этажей, я обнаружил его в дальнем конце здания и невольно подумал о том, сколько раз я смотрел из него на расположенную внизу парковку. Мне понадобилось не слишком много времени, чтобы понять: вид из окон приемной доктора Палмера нравится мне гораздо больше.

Потом я стал разглядывать пациентов в приемной, подавляющее большинство которых составляли мужья с беременными женами. И не просто беременными, а такими, что казалось – они вот-вот лопнут по швам или начнут внепланово рожать прямо здесь. Улучив момент, я шепотом спросил Мэгги:

– Как ты думаешь, почему сегодня здесь так много людей?

Оторвавшись от своего журнала, Мэгги посмотрела на меня.

– Почему?.. Ты действительно не знаешь?..

– Я знаю, но… Я имею в виду – почему именно сегодня, сейчас? Когда мы приезжали в последний раз, здесь почти никого не было, а сегодня… Просто столпотворение какое-то!

Мэгги покачала головой и отложила журнал.

– Иногда, Дилан, ты меня просто убиваешь!

– А в чем дело?

Она закатила глаза.

– Ну-ка, посчитай, что́ было девять месяцев назад?

– Июнь, май, апрель… – Я принялся загибать пальцы, сбился и вынужден был начать сначала. – Октябрь, – объявил я. – Ну и что?

– А то… – Мэгги закрыла журнал. – Что у нас бывает в октябре и ноябре?

– Финальные игры Национальной футбольной лиги?..

Мэгги сделала отрицательное движение головой и шепнула:

– Погода становится холоднее.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что́ она имеет в виду.

– А-а… – протянул я.

Мэгги хотела сказать мне что-то вроде «Вот тебе и а-а», но тут из кабинета выглянула медсестра.

– Мэгги Стайлз здесь?

Мэгги встала, и взгляды всех, кто сидел в приемной, обратились в нашу сторону. Я тоже поднялся и хотел взять Мэгги за руку, но она только улыбнулась.

– Я скоро, – сказала она шепотом. – Сейчас ты все равно не можешь помочь.

Она шагнула к двери, и медсестра протянула ей небольшой пластиковый стаканчик с закручивающейся крышкой. Держа его в руках, Мэгги исчезла за дверью. Минуты через полторы она снова выглянула в приемную и сделала мне знак следовать за собой. Я повиновался.

Медсестра провела нас в смотровую и вручила Мэгги одноразовый халат.

– Не самый модный покрой, и тем не менее… – прокомментировала она. – Врач будет через минуту.

Зайдя за ширму, Мэгги быстро разделась догола. Всю одежду она передавала мне, оставив себе только носки.

– Если Фрэнку захочется, чтобы я сняла носки, ему придется особо об этом попросить, – услышал я ее голос, а еще через минуту из-за ширмы показалась и сама Мэгги. – Завяжи?.. – попросила она, поворачиваясь ко мне спиной и приподнимая руками волосы сзади.