Мы не могли разминуться - Аньес Мартен-Люган

Ну-ну! Профессиональная банальность, чтобы хоть что-то сказать.

– Я тебя надолго не задержу. Звоню по двум конкретным вопросам. Во-первых, маловероятно, что Паком будет на месте.

Я тут же перестала расхаживать туда-обратно перед входом в ресторан.

– Почему?

– Послушай, ты со временем лучше его узнаешь, но сразу предупреждаю, что у него шило в одном месте. Позавчера он подхватился невесть почему и отправился неведомо куда! А вернется ли завтра, большой вопрос. Ну а если совсем честно, он и не собирался присутствовать.

– Но ведь мы заранее запланировали, – возмутилась я.

– Я сам смогу обеспечить запуск нашего проекта.

Обидчивый господин был снова тут как тут, я и забыла, что Николя всегда боялся, как бы в нем не усомнились.

– Безусловно, просто он тоже должен внести свою лепту. Ничего не получится, если вы оба не будете участвовать.

– Я донесу до него важность нашего проекта, беру это на себя. Но тебе придется привыкнуть к его характеру. Он способен за две секунды ускользнуть и раствориться в пространстве, от Пакома можно ожидать чего угодно…

– Да уж…

Естественно, я больше всего боялась очутиться наедине с Николя. Однако отсутствие Пакома в определенном смысле устраивало меня. Все последние дни я не могла удержаться от мыслей о нем и о той ночи, которую мы провели вместе. Меня слишком тянуло к нему, он был угрозой моему душевному покою. Он очень близок с Николя, и с его женой наверняка тоже, они втроем пережили особые моменты и разные события, из которых и состоит жизнь и которые крепко связывают людей, – путешествия и сопутствующие им трудности, создание фирмы, возвращение во Францию. Так что теперь они, скорее всего, единая семья. Его отсутствие во время моего приезда в “Четыре стороны света” доказывало, что я мало его интересую, и меня это вполне устраивало.

– Значит, будем двигаться вперед без него, – согласилась я. – Что еще?

– Я подумал, что ты приезжаешь на два дня и могла бы поужинать у нас. Я тебя познакомлю с Элоизой и детьми. Вообще-то это ее идея.

На меня обрушился натуральный кошмар.

– Ты как?

Что я могла ответить?

– Мы сочли, что тебе будет приятнее провести вечер в нашем доме, а не сидеть в одиночестве в гостиничном номере.

Мне не нужна нянька, а твоей жене ни к чему метить территорию, я на нее не посягаю.

– Очень мило с твоей стороны.

– То есть ты придешь?

Сидящая во мне любопытная мазохистка поспешила с ответом, не дав заговорить инстинкту самосохранения.

– Конечно, рада буду познакомиться с твоей семьей.

– Прекрасно! Целую тебя, Рен, до завтра.

Растерянная, не успев восстановить нормальное выражение лица, я подошла к нашему столику.

– Что у тебя стряслось? – заволновался Людовик. – Такое впечатление, что ты столкнулась нос к носу с привидением!

Я подняла на них ошалелый взгляд, все еще пребывая в другом измерении.

– Эээ… дополнительная бяка в заказе для Сен-Мало. Ничего непреодолимого!

Еще немного, и я выучу дорогу наизусть. A13. A84. Конец скоростного шоссе в Авранше. В хорошую погоду вдали мелькает Мон-Сен-Мишель. Выезд на дорогу к Сен-Мало. Вспотевшие ладони. Опасный поворот. Радар. За лобовым стеклом вырастает плотина “Ла Ранс”. Горло пересохло. Аквариум. Пересечь Сен-Серван. Шлюзы. Желание развернуться и рвануть обратно, в Руан. Дорога вдоль крепостной стены. Выехать на набережную Дюге-Труэна. Сигарета на ветру. Войти в “Четыре стороны света”.

Едва переступив порог, я увидела за стойкой Николя. Он внимательно изучал документы, ни на что не обращая внимания и игнорируя складской грохот. Ровно так выглядит читающий Ноэ: голова слегка втянута в плечи, губы кривятся. Если смотреть в профиль, они различаются только шириной плеч. Я представила себе, каким будет мой сын в сорок два года, а потом еще постояла, чтобы окончательно прийти в себя и удержать Ноэ на расстоянии. Затем я двинулась вперед, но Николя меня не замечал.

– Здравствуй, – сказала я тихо, чтобы не напугать его.

Он поднял нос от своих бумаг и застыл.

– Все в порядке? – задергалась я.

– Да! Прости, пожалуйста, но хоть я ждал тебя, знал, что ты приедешь, мне по-прежнему трудно поверить, что это ты.

Он одарил меня чарующей улыбкой.

– Мы с тобой в одинаковом положении, напоминаю, – ответила я.

Он обогнул стойку и тепло поцеловал меня, как если бы это было вполне естественно.

– Устроимся в моем кабинете, годится?

– Как скажешь.

Он прокричал распоряжения на склад и знаком пригласил меня подняться вслед за ним по лестнице. Проходя мимо открытого кабинета Пакома, я удержалась и не заглянула внутрь. Затем я попала в кабинет Николя, полную противоположность Пакомову. Здесь все до мелочей соответствовало требованиям к кабинету идеального хозяина маленькой фирмы: большой стол темного дерева, большое кресло, обтянутое черной кожей, гигантский экран монитора, стеллажи, сгибающиеся под тяжестью досье, и семейная фотография в рамке. Для себя я притворилась, будто ее нет. Помещение было в два раза больше кабинета Пакома и казалось излишне помпезным по сравнению с ним. Николя буквально купался в своем успехе. Память сглаживает недостатки, и я успела забыть, как он любил быть самым-самым везде и во всем.

– Кофе и начнем? – предложил он.

– С удовольствием.

Работа продолжалась всю вторую половину дня, но время пролетело немыслимо быстро. Более того, по размышлении я пришла к выводу, что даже получила удовольствие или как минимум позабавилась в душе. Я снова узнавала Николя, который, как и раньше, позиционировал себя идеально воспитанным первым учеником. Когда мы учились, он, конечно, развлекался, валял дурака, как герои фильма “Юная угроза”, нарушал все правила поведения, но настоящей бунтаркой была я, а он усердно выполнял все задания, был прилежен и отличался амбициями, которые позволительно назвать чрезмерными. С тех пор он не изменился. Вкладывался в наше обсуждение по полной. Не отступал, возвращался к дискуссии, требовал от меня конструктивной аргументации и только после этого принимал предложения. Из нас двоих изменилась я: сегодня я была готова отстаивать свою позицию, обладала серьезными знаниями и опытом и больше не поддавалась давлению. Его сбивало с толку и вызывало досаду, что я оказываю ему сопротивление. До этого он, думаю, полагал, что последнее слово стопроцентно останется за ним, как это бывало раньше, когда мы были юными и спорили о путях жизни. Но те времена миновали, и причина не только в Ноэ. Просто я теперь уверена в себе.

Ему пришлось дважды прерывать наше совещание, чтобы решить вопросы с поставками. Он постарался, чтобы я твердо усвоила: речь в такие моменты идет о по-настоящему серьезных проблемах. Я слышала, как он отдает распоряжения, временами нервно повышая голос. Я заподозрила, что он распускает хвост, чтобы произвести на меня впечатление. Возвращаясь к нашей беседе, он извинялся, подчеркивал, что из-за вечных отлучек и постоянных разъездов Пакома такие трудности возникают часто. Я не слышала в его словах никакого раздражения, в них скорее звучала снисходительность к компаньону, причем даже с оттенком восхищения. После второго вынужденного перерыва он послал мне довольную улыбку. У него опять было хорошее настроение, и мы вернулись к обсуждению предложений “Ангара”. Демонстрируя запредельное великодушие, он делал вид, будто игнорирует разрывающийся телефон и почтовый ящик, который вот-вот переполнится, лишь бы “сосредоточиться на общении со мной”. Я исподтишка наблюдала за ним и приходила к выводу, что Николя – отлично отлаженный робот: он упорно трудится, лезет из кожи вон, чтобы добиться успеха и сконструировать хорошо организованную жизнь без сучка без задоринки – она плавно катится по рельсам, и скелетам в шкафу места в ней нет. А заодно он стремится быть центром выстраиваемой им вселенной. В прошлом это восхищало меня, а сейчас оставляло равнодушной, хоть я и опасалась его реакции, когда он узнает о существовании Ноэ. В его шкафу обосновался не скелет, а семнадцатилетний сын ростом метр восемьдесят пять.