Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945 - Вильгельм Прюллер

Все, что не было приколочено гвоздями, они тащили прочь на своих тощих спинах: столы, стулья, кровати, шкафы, простыни, посуду, шторы, ткани, то есть все, что им попадало под руку…

В штабе дивизии мы увидели, что на совещании присутствует генерал СС. Вскоре нас должны были сменить в авангарде солдаты СС. Несмотря на то что все выглядит так, что ближайшие несколько дней мы проведем в мире и покое, я уверен, что завтра нас все равно бросят в наступление. Сейчас никакой речи не идет об отдыхе: путь к победе, к разгрому врага, к полному уничтожению большевиков все еще длинен!

В моем дневнике потерялись записи от 5 июля и до настоящего дня.[64]

Как раз сейчас, во время тяжелейших боев, у меня все равно не было бы времени записывать все, что со мной происходит, и все мои впечатления. Я это понимаю, но все равно зол. Поэтому мне пришлось записать в сокращенной форме то, что происходило во внешнем мире. Вот для начала.

Россия поражает нищетой населения, полным отсутствием цивилизации во всех ее жизненных проявлениях, в убогом качестве одежды. Хуже этого нам еще не приходилось видеть.

В 14.30 в наш полк прибыл герр оберст (полковник) граф Шпонек, чтобы вручить нам награды – Железные кресты 1-го и 2-го класса. Первым из награжденных был я.

И вот за что: «Унтер-офицер Прюллер, писарь батальона, действуя в боевой обстановке смело и решительно при выполнении своих обязанностей посыльного, своевременно передавал приказы командования по назначению. Тем самым, когда возникла угроза контратаки противника, своими действиями он способствовал успешному отражению прорыва. При выполнении задачи действовал храбро, несмотря на то что, управляя в первом случае мотоциклом, а во втором – легковым автомобилем, на городских улицах и на открытой местности он в обоих случаях столкнулся с русскими танками. Прежде он уже дважды за проявленную храбрость представлялся к награждению Железным крестом 2-го класса».

Вечером я направился ненадолго к транспортникам, где отпраздновал свое награждение Железным крестом несколькими бутылками шампанского.

Вчера перед нашим отъездом появился еще один русский пленный. Но постарайся уяснить это, Хенни: парню было тринадцать, повторяю, тринадцать лет. Никто просто не знал, что сказать. Что за народ!

Россия! Над этой страной царей лежит завеса тайны. Может быть, причина в ее размерах? Или в ее народе? Все, что доходит до нас, пройдя через эту непреодолимую завесу, это знание о здешнем угнетении и рабстве. Мы мало что знали об этих нищих, угнетаемых людях. Только то, что они нищие, действительно нищие во всех смыслах этого слова. А потом началась мировая война, сепаратный мир, революция, большевизм. А завесу так и не сняли. Наоборот! За границей ты очень мало слышишь о Советской России, а в Советском Союзе – совсем ничего о загранице. Народ оказался отгороженным стеной, книги и периодическая печать из-за границы оказались под запретом, поездки отменили. Когда приезжали гости из-за рубежа, им показывали образцовые заводы, образцовые тюрьмы, образцовые дома, фермы и т. д. А теперь у нас перед глазами – реальность: наше наступление завело нас на территорию этой страны на сотни километров. И завеса над неизвестной Россией оказалась сорванной.

Крестьянские домики под соломенной крышей. Дороги, которые больше похожи на насыпи из песка или, скорее даже, поскольку здесь постоянно идут дожди, на грязевые болота; города, худшие, чем самые глухие провинциальные задворки у нас дома. И несмотря на все это, эта земля невероятно богата. Повсюду, насколько хватает взгляда, пшеничные и картофельные поля без конца и края. А что там дальше?

Пленные дали нам объяснение всему этому. Они перебежали к нам, опасаясь кнута Советского государства. Даже политические комиссары, расстреливающие всё вокруг себя, не смогли их остановить. Почему? Рай для рабочих – не что иное, как ложь и обман. Рай для рабочих обернулся не чем иным, кроме как голодом и нищетой, массовыми убийствами и тюрьмами, рабством и пытками. Мы должны сокрушить все это.[65]Так помоги нам Бог!

Утром, когда я пришел в штаб полка, полковник как раз объяснял генералу положение России. По нашему мнению, оно таково: здесь, в близлежащей местности, у нас в боях задействовано шесть дивизий.[66]Мы завершаем окружение русских войск на Украине. Кроме того, в ближайшие несколько дней одной из двух русских армий придется капитулировать или она будет уничтожена.

На сегодняшний день русские уже потеряли более ста дивизий. Это означает, что русские, несмотря на все их намерения и попытки, уже проиграли битву.[67]Им пришлось пожертвовать лучшими своими войсками в приграничных сражениях у Белостока и Минска. Их потери в вооружении и материальной части гигантские и невосполнимые. Все, что они могут сейчас посылать в бой, – это просто массы людей, плохо оснащенных и почти безоружных. Понятно, что они не смогут оказать нам никакого или почти никакого сопротивления.

Я считаю, что Русская кампания закончится к середине сентября.[68]

Вчера начался дождь, который не прекращается до сих пор. Этого достаточно, чтобы привести тебя в отчаяние. Никто и не думал об этом, пока кто-то не сказал это вслух: сегодня воскресенье! Удивительно, как мало это здесь значит. Здесь совершенно теряешь любое чувство времени. В машине рядом с моей палаткой кто-то включил радиоприемник. Сейчас как раз играют «Hörst du mein heimliches Rufen».[69]

Мой бог! Как должно быть приятно этим воскресным утром дома. Как я сказал? Этим? Нет, не только этим – каждое воскресное утро! Нам бы иметь побольше времени между Грецией и следующей нашей «командировкой», по крайней мере, больше, чем те четыре дня, что нам удалось выкроить. Тогда бы эта острая тоска по дому пришла не так рано.