Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945 - Вильгельм Прюллер

С утра мы заняли безопасные позиции на юго-восточной стороне города, там, где располагались три больших завода. Здесь же мы обнаружили парк, и сразу же, как будто русские ждали этого, получили воздушный налет.

Рядом с нами находился небольшой пруд. Отличная возможность помыться и постирать. Было любопытно увидеть, как русские женщины бесстыдно раздевались прямо перед нами и расхаживали туда-сюда голыми. Некоторые из них выглядели довольно аппетитно, особенно их грудь… Большинство из нас были бы совсем не против… но потом снова видишь перед собой старух и не чувствуешь уже ничего, кроме тошноты. Здесь совсем нет правил морали! Отвратительно![75]

Сегодня мы собирались войти в Запорожье, первый город по ту сторону Днепра. До него было 190 км. То, что мы вытворяли сегодня, заставит померкнуть даже Дикий Запад: на полной скорости въехали в русскую колонну на марше, дали по ним несколько пулеметных очередей с фронта и с фланга, чтобы напугать, а затем достали белый флаг и стали размахивать им. Мы врезались в колонну русских солдат, которые тянули тысячи сельскохозяйственных машин через Днепр, разоружили их и стрелой полетели к Днепру; мы рвались вперед мимо солдат, гражданских, мимо женщин и детей.

Едва мы успели вылезти из машины, достать и помахать перед ними нашим белым полотнищем, как сразу же собрали сотни и сотни пленных. Трофеи в виде машин, оружия, повозок на конной тяге и лошадей просто огромны. Во время этого сумасшедшего рывка вперед все мы были одержимы одной лишь мыслью: овладеть мостом через Днепр в Запорожье. Слева и справа мы оставляли нетронутыми множество колонн солдат противника, мы даже не думали о них.

Ближе к вечеру мы вышли на довольно пристойную дорогу, но примерно в 20 км от Днепра наткнулись на жесткое сопротивление. Особенно плохо то, что начинало темнеть, и нам пришлось остановиться и занять позиции на ночь.

В этот день впервые за последние три дня я хорошо выспался ночью. До вчерашнего вечера я проспал в общей сложности лишь три с половиной часа. Утром по нас открыли огонь полевые минометы противника, и мы потеряли несколько человек. Однако, поскольку мы мало внимания обращали на минометный огонь, наши потери росли, а заставить замолчать русский миномет мы не могли. И все почувствовали, что в такой ситуации решение может быть только одно – атаковать.

Мы продвинулись вперед примерно на один километр, захватив несколько пленных, но остановились перед противотанковым рвом. Короткая пауза на отдых, затем – приказы тяжелым артиллерийским орудиям и снова вперед: атака назначена на 10.45. Она началась точно в назначенное время. Замеченных русских мы либо выкуривали из их лисьих нор, либо они сами вылезали оттуда, либо мы скашивали их огнем. Большинство русских в своей грязно-коричневой летней форме вылезали добровольно. Они медленно шли мимо нас, и на лице каждого из них был написан смертельный ужас. Все они старались жестами расспросить, откуда это на них обрушился смертельный свинцовый ливень. Они никогда не смогут остановить нас, эти русские! Мы с каждым разом видим это снова и снова.

Снова судьба была добра ко мне, милая Хенни. Она спасла меня для тебя и детей! Давай же возблагодарим за это Господа!

Медленно мы въехали в селение и организовали в каком-то бараке полевой штаб.

Русские все еще время от времени ведут по нас огонь. Потом они начинают стрелять в нас минами из полевых минометов и трижды попадали в строение, где мы находились. Поскольку это были всего лишь [легкие] минометы, не произошло ничего страшного – эти мины взрываются мгновенно, встретив малейшее препятствие. На наши головы посыпалось то, что осталось от крыши. Этот случайный огонь становился все сильнее, в основном на участке 8-й роты. Здесь русские перешли в контратаку, солдаты роты занервничали и отошли.

На въезде в селение все еще стояло несколько наших танков. Я побежал туда. Башня каждого была закрыта, и мне пришлось потратить некоторое время, прежде чем меня поняли. Потом я забрался на один из танков; металл так нагрелся на солнце, что я едва терпел этот жар. Башня все еще была закрыта, поэтому я тратил время на то, чтобы указывать танкистам нужное направление. Но в конце концов у меня все получилось.

Танки и два зенитных орудия дали нам возможность отбросить противника назад. Было не очень приятно, особенно для меня, сидеть сверху на танке без всякого прикрытия, но главное то, что все закончилось удачно.

Поскольку мы хотели любой ценой сегодня выйти к Запорожью, всем было ясно, что нам снова придется атаковать. Атака была назначена на 17.00, и я надеялся, что на сегодня она будет последней. Русские продолжали обстреливать нас из минометов и из артиллерийских орудий, а потом и из пулеметов и винтовок. Мы продвинулись, оставив позади последние дома, за которыми проходит железная дорога, далее – большой противотанковый ров и парк позади него. За всем этим лежала наша цель: Днепр с его высокой, крупнейшей в Европе плотиной и далее на юг – железнодорожный мост.

Под прикрытием огня танковых пушек мы вошли в парк. Здесь были расположены многочисленные одиночные стрелковые ячейки – окопы, большая часть которых была выкопана только что, перед самым началом нашего наступления. Это говорит о том, что русские создавали здесь свой оборонительный рубеж в страшной спешке. А когда парк остался позади, мы увидели перед собой серую ленту. Это Днепр (ах, если бы это был Дунай!), железнодорожный мост и плотина. В это время начало смеркаться, поэтому для нас уже не было вопроса в том, занимать ли плотину или идти через нее дальше. Пока наши роты собирались в точке рандеву, случилось то, чего ждал каждый из нас и на что даже надеялся в самой глубине души: с оглушительным грохотом прогремел взрыв, и плотина взлетела на воздух. Для нас дорога через Днепр оказалась отрезанной.[76]Слава богу! Наверное, так же думало большинство из нас.

В 8.00 мы едем дальше, в Чумаки. Весь наш батальон, а также штаб полка занимает позиции в селении. Мы едва успели разместиться, как поступил приказ сегодня же сниматься с места. Целый день мы сидели и ждали более подробных указаний, которые никак не поступали.

Вечером я и несколько водителей улеглись спать в соломе. Вечер выдался чудесным и каким-то уютным. Небо было полно звезд, а наши «эфирные парни» включили радио и наполнили воздух музыкой.

Как тут не понять, что, прежде чем пойти спать, всем нам во всей своей радужности пришла мысль о том, что хорошо было бы поехать домой? Разве не понятно, как я скучаю по тебе и по детям? Жизнь может быть такой прекрасной, такой драгоценной. Война не является прямой противоположностью этому, просто у нас был такой короткий отпуск. В этом все и дело. И кроме того, мы прошли уже четыре кампании. Кто может винить нас в том, что мы мечтаем о доме, о мире и покое?