Личная жизнь женщины-кошки - Татьяна Веденская

– Я не люблю его.

– Меня тоже, – сухо добавил Игорь, а затем вдруг развернулся и ушел, как я надеялась, на кухню. Но потом вдруг услышала, как хлопнула входная дверь. Я вздрогнула – звук был как выстрел. Я вскочила и побежала, я не могла поверить, что Игорь ушел, хотя в этом не было ничего странного. Я наговорила кучу ерунды, но он тоже был хорош.

Два идиота.

Как он может не верить в мои чувства? Я сижу на его кровати, вокруг меня неразобранные коробки, я знаю слово «Динамо». Я подбежала к окну, отодвинула занавеску и посмотрела вниз – как раз вовремя, чтобы увидеть, как загораются фары у вишневого «Опеля». Выехать с парковки было невозможно: проезд загородило сразу несколько машин. Можно было, конечно, обзвонить всех этих людей, чтобы они выехали, освободили проезд, а затем дождаться, как злые и сонные мужчины будут выходить, ждать остальных, пытаться вырулить в узком дворике. Катастрофа. Нет, Апрель не стал этого делать. Он просто сидел в машине. Я допрыгалась. Чтобы не видеть меня, ему пришлось уйти и сидеть в машине. Я хотела пойти к нему, объяснить что-то, попросить вернуться, но меня останавливала мысль, что Игорь снова станет задавать вопросы. А я на некоторые была совершенно не готова отвечать – даже самой себе.

Тогда я легла в кровать, накрылась с головой и принялась считать до ста в шестнадцатеричной системе. Ноль – это ноль. Единица – это единица. Десять – это «а», одиннадцать – «b». Двадцать шесть – один «а» шестнадцать. И так далее. Таблетка все еще действует, и я хочу спать. Игоря нет. Неужели он просидит в машине всю ночь? Неужели я все еще люблю Юру Молчанова? Ведь нет же, тогда что это? Почему меня так трясет, стоит его круглому хомячьему лицу появиться на экране? Юрка никогда не был особенным красавцем и даже не был фотогеничным, что странно, учитывая то, сколько его снимали. Он был невысоким, без какой-то особенной грации, не урод, обаятельный парень, но что касается красоты… Это было совершенно не важно. Когда Юра начинал говорить, все планеты выстраивались вокруг него, как вокруг Солнца. Про таких людей говорят, что у них есть харизма. Юрку Молчанова любили все – коллеги, начальство, женщины всех возрастов, даже голуби на площадях.

Юру Молчанова любила я. Когда мы расстались, мне тоже иногда казалось, что я задыхаюсь, даже когда дышу.

Я здорово выучилась не думать об этом, сублимируя (слово не мое, Лизкино) все в бесконечные ночи за компьютером, в бессонницу, во что угодно. Но возможно же сублимировать, когда Юра появлялся на экране, все, что Лизавета называла «сублимированным хламом», вылезало наружу. Что ж, я просто перестала смотреть новости. Уж что-что, а сублимировать я умела. Сублимировать моего бывшего, например.

Утром проспала – я ведь забыла поставить будильник и вообще обо всем забыла. Я плакала, грезила во сне, потом провалилась в какой-то бездумный и бездонный сон-забытье, из которого вынырнула, только когда солнце залило всю комнату и достало сначала до кровати, а потом и до моего лица. Игоря не было. Он не вернулся. И вишневого «Опеля» на парковке не было.

Значит, все? Я похолодела, руки задрожали, а на глаза навернулись слезы, которые я пыталась – и не могла – проглотить. Господи, ну что такое случилось? Один кадр с моим бывшим по ящику. Такая малость – и все кончено? Тогда, может быть, так даже и лучше.

Самая тупая фраза на свете – «так, может, и лучше». И еще «все, что ни делается, к лучшему». Нет, все просто делается. А потом уже мы находим себе объяснение. К лучшему. Мне было очень плохо.

Я пошла на кухню, но поняла, что даже не знаю, где тут кофе. Мне не хотелось рыться в ящиках, отчасти потому, что я так и не успела почувствовать себя у Апреля как дома. Я подумала: может быть, поэтому у Игоря никого не было? Может быть, он расстается со всеми своими подружками вот так, уехав в ночь на «Опеле», стоит какой-то мелочи пойти не по плану? Я почувствовала, как ярость подступает к горлу. Да чем он тогда лучше Юры Молчанова? Тот тоже хотел, чтобы я бросила больную сестру и племянника, хотел быть единственным светом в моем оконце, хотел, чтобы я научилась готовить драники, чтобы ждала его из бесконечных командировок и сходила с ума от страха, что с ним что-то случится.

Игорь, по сути, желал того же. Плюс чтобы в моей голове не осталось и следа от Юры Молчанова. Но это невозможно, для этого пришлось бы делать мне лоботомию.

Или для Игоря это не такой уж нереалистичный сценарий.

Я сжала кулаки: желание надавать кому-нибудь по морде было почти непереносимым, но я решила сэкономить его до вечерней тренировки. Я пыталась убедить себя, что нет, я не скучаю по Игорю, нет, я не прислушиваюсь к звукам в прихожей в надежде, что он вернется. Я быстро оделась, достала из сумки телефон (слабохарактерная дура) и проверила сообщения. Телефон был на бесшумном режиме, но неотвеченный вызов только один – от Машки Горобец, зато она звонила пять раз за утро. Вот странно, я вроде не ставила. СМС от Гусева. Ясное дело, ему нужно про тренировку узнать. Никаких неопознанных номеров. Меня бросили. Кажется.

Я вылетела из подъезда, глотая слезы, я побежала к метро, словно за мной велась погоня. Я написала Машке, что буду через двадцать минут, а потом нацепила на уши наушники, завела в телефоне онлайн-радио и отключилась. Я кивала в такт ритмичной, бессмысленной музыке всю дорогу до работы, стараясь не думать ни о чем, я проскочила мимо Джонни, сделав вид, что занята разговором по телефону и не вижу его взволнованного лица. Небось мечтает узнать подробности того, отчего мы с Малдером приехали на работу порознь. Я была сама сосредоточенность, сама готовность к труду, мне было как бы не до разговоров. У входа в «Муравейник» стояла и пыхтела своей электронной сигаретой Машка. Она явно ждала меня.

– Бежишь? Спешишь получить пулю в сердце? – спросила она, склонив голову и выдохнув в меня целое облако пара. Ментоловый запах горчил.

– Пулю я, кажется, уже получила. Мы с Малдером поругались. Он ушел в ночь и не вернулся.

– Нервный, надо же, – кивнула Машка, причмокивая. – Как ты быстро его довела. И недели не прожила. Чем же ты его так? Все твои коты и спутанные фотоны. И бозоны Хиггса – на черта их открыли, теперь ты и о них будешь нам рассказывать.

– Вчера в новостях был сюжет, – пояснила я, и Машка все поняла сама.

– Юрка, значит. Ну конечно. А куда от него денешься? Увидишь, с ним еще какую-нибудь авторскую программу забабахают, вообще будет как Малахов в ящике круглые сутки. Старушек разнимать и беременных подростков из глубинки.

– Он не станет, – замотала головой я, а потом фыркнула. – Разве об этом речь?! Малдер ушел.

– Вернется.

– Не вернулся, – всхлипнула я.

– Характер показывает. Ревнует. А раз ревнует, значит, любит.

– Ты еще скажи, если бьет.

– А что, бил? – оживилась Машка. – Ладно, я тут ведь тебя по делу дожидаюсь. Я просто хочу понять. Хочу, но не могу. Ты чего вчера в бухгалтерии у нас наделала?