Длиннее века, короче дня - Евгения Михайлова

– Она не выходила. Это и я вам могу сказать. А вот я наверняка куда-то или откуда-то ехала. Или даже была дома, но об этом никто не знает. У меня алиби нет.

– Вами пока вообще никто не интересуется. Почти не интересуются.

– Что значит: почти?

– Кто такой Виктор Гордин? – вопросом на вопрос ответил Сергей. – То есть я знаю, что он шеф покойной Семиной, друг Алексея Колесникова, но вам он кто?

– Он мне… – Маша пожала плечами. – Мы познакомились в день похорон Алексея. Людмила попросила его привезти мне записку Леши, адресованную ей… Но там он писал обо мне.

– Если она у вас, я хотел бы посмотреть. Так, Виктор привез записку. Дальше.

– А что дальше? Пару раз позвонил, два раза мы встретились. Второй раз вчера вечером. Он заехал просто так. В чем все-таки дело?

– Гордин в разговоре со следователем слишком пристрастно пытался разрушить версию ревности и мести. Это во-первых. Во-вторых, из-за того, что он попер, как бык на красную тряпку, следователь узнал о вашем существовании.

– Почему он не должен знать о моем существовании?

– На этом этапе расследования вы вообще ни при чем. Гордин сообщил следователю, о чем писала Катя в Инете. А писала она о вашей встрече.

– Но мы действительно встречались. Я и сама бы об этом рассказала. Витя поступил правильно.

– Так. Значит, мы уже имеем Витю. Понимаете, следователь Слава Земцов – мой приятель. Он крайне подозрительный человек. И ваши сложные отношения с Колесниковым, его вдовой, Катей, Гординым, возможно, и с другими фигурантами этого дела не покажутся ему простыми.

– Мне все равно. Для меня главное, чтобы был найден убийца.

– Да, я знаю. Просто, если случайно окажется, что будущий подозреваемый знаком с кем-то из вас, – случайно, повторяю, – это может несколько усложнить ситуацию. Случайности иногда играют в расследованиях роковую роль.

– Сергей, вы меня хотите к чему-то подготовить?

– Да. Цену накручиваю. А кроме шуток – ничего не стоит исключать и ничего не нужно опасаться. Вы очень правильно держитесь. Искренность – это наша позиция. Или вы на самом деле искренний человек, или я попал. Как Гордин, – Сергей подмигнул Маше и встал. – Так я взгляну на записку Колесникова?

– Да, – не сразу ответила Маша. Ей страшно не хотелось доставать письмо, прочитанное уже тысячу раз, показывать его человеку, для которого оно всего лишь один из документов дела.

Когда Сергей ушел, она схватила со стола записку, прижала к губам. «Прости, милый, ты видишь, что творится… Иначе я бы никогда…» Звонок телефона вырвал ее из такой дали, что она долго даже голос не узнавала.

– Ой, Вера, это ты? Я задремала, понять ничего не могу.

– Да я вижу. Слушай, к тебе сейчас можно? Мне деть себя некуда. Свободный день, а родственники все дома. Понимаешь, для меня не осталось сантиметра без их дурдома.

– Заходи, конечно, – вяло сказала Маша. Ей это точно было не нужно.

Вера явилась через пятнадцать минут. В одной руке она держала бутылку коньяка, в другой – красного вина.

– Ты чего? – изумилась Маша. – Мне кажется, ты уже выпила, нет?

– Пива бутылку, – небрежно сказала Вера. – Мне необходим кусочек незагаженного пространства, чтобы на нем нажраться, как свинья. Ты не против? Я тебе как даме красное вино принесла.

– Проходи, – вздохнула Маша. – У меня сыр есть.

Вера пила быстро, говорила много. Когда закончился коньяк, перешла на вино. Маша придвинула к ней тарелку с сыром.

– Да отстань ты со своим сыром, – с неожиданной злостью сказала Вера. – Какая ты. Сидишь, как мышка, слушаешь про меня. А сама молчишь.

– Тебя что-то конкретное интересует?

– А ты думала! – Вера сильно опьянела. – Меня интересует, отравила ли жена твоего любовника. Ты забыла мне рассказать.

– Да нечего рассказывать, – Маше стало ясно, что Вера пребывает в стадии алкогольной агрессии. Это Маша проходила со своим мужем. – Ничего такого не было. Я просто погорячилась. Гадалка обычную воду из-под крана продает.

– Серьезно? И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? А ты на своем Мишке эту воду из-под крана не проверяла? Вот было бы здорово, если б он следом за твоим любовником отправился. Никакого развода, квартира цела…

– Прекрати, – поморщилась Маша.

Но Вера уже вошла в раж. Она вскочила и побежала по комнатам.

– Здесь ты живешь, и здесь ты живешь, и тут, и там… Слушай, может, ты из жалости пустишь меня пожить хоть в кладовке за кухней? Ты ж такая правильная, добрая вся из себя… А?

– Нет. Не пущу, – спокойно ответила Маша. – И дело не в том, что я хочу быть одна. А в том, что ты мне не нравишься в таком состоянии.

– А, – Вера приблизилась к Маше вплотную. – Я забыла, какая ты у нас разборчивая. Сказать тебе, почему я напиваюсь в твоей квартире, в твоей рыжей компании, а не лежу в обнимку с любимым человеком, подальше от своих спиногрызов? Я скажу.

– Да нет, не стоит. Вера, может, тебе домой пойти?

– Я пойду. Только сначала скажу. Когда твой Миша в первый раз тебя увидел в нашем дворе, он от меня шел, поняла? И все! Для меня все накрылось медным тазом. Я потом в ногах у него валялась, выла, как подзаборная сука, но он спокойно через меня переступил и на тебе женился. Я все время рядом была. Я все видела. Я хохотала от счастья, когда он напивался, а ты бежала в гараж ночевать. Знаешь, сколько раз я приходила к нему, когда он один пьяный дома был? Я к нему приставала, мне все равно было – пусть трахнет или побьет, только бы заметил. А он даже по пьяни смотрел на меня как на пустое место… Я ненавидела тебя, прикончить хотела… Я и сейчас этого хочу. Ты знаешь, что я от него еду? Полночи его караулила в подъезде, он явился, даже не заметил толком, кто с ним в его квартиру вошел. Я всю ночь его храп слушала и дрожала от волнения. Он глаза продрал, на меня посмотрел – а я рядом голая лежу – и сказал… Знаешь, что сказал? – Вера больно схватила Машу за плечи. – Он сказал: «Маша». Потом посмотрел еще раз и плюнул. «Тьфу, говорит, это ты, как же ты мне осточертела». Я хотела его задушить. Я это сделаю рано или поздно, если ты раньше не управишься. Ведь тебе надо квартиру от него освобождать для очередного… Видела я этих очередных. Я слежу за тобой, не знала? Так знай!

Маша молча открыла входную дверь, Вера вышла от нее почти трезвая и бледная. Она выплеснула со злобой весь свой хмель. И пошла, чувствуя себя пустой. Она привыкла с ненавистью жить, она ждала ее возвращения… И Маша знала, что они к ней вернутся – Вера и ее ненависть.

Лена вышла из подъезда в черных облегающих джинсах, водолазке, темно-сером приталенном блейзере. От нее легко пахло хорошими духами, лицо было красивым, спокойным, в меру подкрашенным. Она шла походкой от бедра, гордо несла свою аккуратную, милую головку… и наткнулась на зловещий взгляд Эстелы, которая стояла посреди двора и выглядела, как всегда, чучело чучелом. Ленка чуть слышно пискнула и споткнулась. Потом сделала несколько механических шагов на одеревеневших ногах, прошла мимо Эстелы, а дальше припустила к стоянке бегом, ссутулившись и съежившись. Личико сразу стало маленьким и несчастным. Только с ней происходили такие мгновенные изменения. Эстела смотрела ей вслед с торжеством.