Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

— А, английская собака! — закричал он и бросилсянавстречу своей смерти.

— Надеюсь, что вы подготовлены для встречи со своимсоздателем? — вежливо осведомился Блад и с этими словами проткнул егошпагой насквозь. Сделал он это очень умело, с искусством врача и ловкостьюфехтовальщика.

Испанец, не успев даже простонать, бесформенной массойрухнул наземь.

Повернув к себе плачущую девушку, стоявшую у стены, Бладсхватил её за руку.

— Идите за мной! — сказал он.

Однако девушка оттолкнула его и не двинулась с места.

— Кто вы? — испуганно спросила она.

— Вы будете ждать, пока я предъявлю вам своидокументы? — огрызнулся Блад.

За углом улочки, откуда выбежала девушка, спасаясь отиспанского головореза, послышались тяжёлые шаги. И возможно, успокоенная егочистым английским произношением, она, не задавая больше вопросов, подала емуруку.

Быстро пройдя по переулку и поднявшись в гору по пустыннымулочкам, они, к счастью, никого не встретив, вышли на окраину Бриджтауна. Скорогород остался позади, и Блад из последних сил втащил девушку на крутую дорогу,ведущую к дому полковника Бишопа. Дом был погружён в темноту, что заставилоБлада вздохнуть с облегчением, ибо, если бы здесь уже были испанцы, в нём горелибы огни. Блад постучал в дверь несколько раз, прежде чем ему робко ответили изверхнего окна:

— Кто там?

Дрожащий голос, несомненно, принадлежал Арабелле Бишоп.

— Это я — Питер Блад, — сказал он, переводядыхание.

— Что вам нужно?

Питер Блад понимал её страх: ей следовало опасаться нетолько испанцев, но и рабов с плантации её дяди — они могли взбунтоватьсяи стать не менее опасными, нежели испанцы. Но тут девушка, спасённая Бладом,услышав знакомый голос, обрадованно вскрикнула:

— Арабелла! Это я, Мэри Трэйл.

— О, Мэри! Ты здесь?

После этого удивлённого восклицания голос наверху смолк, инесколько секунд спустя дверь распахнулась. В просторном вестибюле стоялаАрабелла, и мерцание свечи, которую она держала в руке, таинственно освещало еёстройную фигуру в белой одежде.

Блад вбежал в дом и тут же закрыл дверь. Его спутница упалана грудь Арабеллы и разрыдалась. Но Блад не обратил внимания на слёзы девушки:нельзя было терять времени.

— Есть в доме кто-нибудь из слуг? — быстро и решительноспросил он.

Из мужской прислуги в доме оказался только старый негрДжеймс.

— Он-то нам и нужен, — сказал Блад, вспомнив, чтоДжеймс был грумом[28]. — Прикажите подать лошадей и сейчасже отправляйтесь в Спейгстаун. Там вы будете в полной безопасности. Здесьоставаться нельзя. Торопитесь!

— Но ведь сражение уже закончилось… — нерешительноначала Арабелла и побледнела.

— Самое страшное впереди. Мисс Трэйл потом вамрасскажет. Ради бога, поверьте мне и сделайте так, как я говорю!

— Он… он спас меня, — со слезами прошептала миссТрэйл.

— Спас тебя? — Арабелла была ошеломлена. — Отчего спас, Мэри?

— Об этом после! — почти сердито прервал ихБлад. — Вы сможете говорить целую ночь, когда выберетесь отсюда вбезопасное место. Пожалуйста, позовите Джеймса и сделайте так, как я говорю!Немедленно!

— Вы не говорите, а приказываете.

— Боже мой! Я приказываю! Мисс Трэйл, ну скажите же,есть ли у меня основания…

— Да, да, — тут же откликнулась девушка, не дослушавего. — Арабелла, умоляю, послушайся его!

Арабелла Бишоп вышла, оставив мисс Трэйл вдвоём с Бладом.

— Я… я никогда не забуду, что вы сделали для меня,сэр! — с глазами, полными слёз, проговорила Мэри.

И только сейчас Блад как следует разглядел тоненькую,хрупкую девушку, похожую на ребёнка.

— В своей жизни я делал кое-что посерьёзней, —ласково сказал он и добавил с горечью: — Поэтому-то я здесь и очутился.

Она, конечно, не поняла его слов и не пыталась сделать вид,будто они ей понятны.

— Вы… вы убили его? — со страхом спросила Мэри.

Пристально взглянув на девушку, освещённую мерцанием свечи,Блад ответил:

— Надеюсь, что да. Это вполне вероятно, но совсемневажно. Важно лишь, чтобы Джеймс поскорее подал лошадей.

Наконец лошадей подали. Их было четыре, так как помимоДжеймса, ехавшего в качестве проводника, Арабелла взяла с собой и служанку,которая ни за что не хотела оставаться в доме.

Посадив на лошадь лёгкую, как пёрышко, Мэри Трэйл, Бладповернулся, чтобы попрощаться с Арабеллой, уже сидевшей в седле. Он пожелал ейсчастливого пути, хотел добавить ещё что-то, но не сказал ничего.

Лошади тронулись и вскоре исчезли в лиловом полумракезвёздной ночи, а Блад всё ещё продолжал стоять около дома полковника Бишопа.

Из темноты до его донёсся дрожащий детский голос:

— Я никогда не забуду, что вы сделали для меня, мистерБлад! Никогда!

Однако слова эти не доставили Бладу особой радости, так какему хотелось, чтобы нечто похожее было сказано другим голосом. Он постоял втемноте ещё несколько минут, наблюдая за светлячками, роившимися надрододендронами, пока не стихло цоканье копыт, а затем, вздохнув, вернулся кдействительности. Ему предстояло сделать ещё очень многое.

Он спустился в город вовсе не для того, чтобы познакомитьсяс тем, как ведут себя победители. Ему нужно было кое-что разузнать. Эту задачуон выполнил и быстро вернулся обратно к палисаду, где в глубокой тревоге, но снекоторой надеждой его ждали друзья — рабы полковника Бишопа.

К тому времени, когда фиолетовый сумрак тропической ночиопустился над Карибским морем, на борту «Синко Льягас» оставалось не большедесяти человек охраны: настолько испанцы были уверены — и, надо сказать,не без оснований — в полном разгроме гарнизона острова. Говоря о том, чтона борту находилось десять человек охраны, я имею в виду скорее цель ихоставления, нежели обязанности, которые они на самом деле исполняли. В то времякак почти вся команда корабля пьянствовала и бесчинствовала на берегу,остававшийся на борту канонир со своими помощниками, так хорошо обеспечившимилёгкую победу, получив с берега вино и свежее мясо, пировал на пушечной палубе.Часовые — один на носу и другой на корме — несли вахту. Но ихбдительность была весьма относительной, иначе они давно уже заметили бы двебольшие лодки, которые отошли от пристани и бесшумно пришвартовались под кормойкорабля.