Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

С кормовой галереи всё ещё свисала верёвочная лестница, покоторой днём спустился в шлюпку дон Диего, отправлявшийся на берег. Часовой,проходя по галерее, неожиданно заметил на верхней ступеньке лестницы тёмныйсилуэт.

— Кто там? — спокойно спросил он, полагая, чтоперед ним кто-то из своих.

— Это я, приятель, — тихо ответил Питер Бладпо-испански.

Испанец подошёл ближе:

— Это ты, Педро?

— Да, меня зовут примерно так, но сомневаюсь, чтобы ябыл тем Питером, которого ты знаешь.

— Как, как? — останавливаясь, спросил испанец.

— А вот так, — ответил Блад.

Испанец, застигнутый врасплох, не успев издать и звука,перелетел через низкий гакаборт[29] и камнем упал в воду, едване свалившись в одну из лодок, стоявших под кормой. В тяжёлой кирасе, со шлемомна голове, он сразу же пошёл ко дну, избавив людей Блада от дальнейших хлопот.

— Тс!.. — прошептал Блад ожидавшим его внизу людям. —Поднимайтесь без шума.

Пять минут спустя двадцать ссыльных повстанцев уже были наборту. Выбравшись из узкой галереи, они ничком растянулись на корме. Впередигорели огни. Большой фонарь на носу корабля освещал фигуру часового,расхаживавшего по полубаку[30]. Снизу, с пушечной палубы,доносились дикие крики оргии.

Сочный мужской голос пел весёлую песню, и ему хоромподтягивали остальные:

Вот какие славные обычаи в Кастилии!

— После сегодняшних событий этому можно поверить.Обычаи хоть куда! — заметил Блад и тихо скомандовал: — Вперёд, замной!

Неслышно, как тени, повстанцы, пригибаясь, пробрались вдольпоручней кормовой части палубы на шкафут[31]. Кое-кто изповстанцев был вооружён мушкетами. Их добыли в доме надсмотрщика и вытащили изтайника, где хранилось оружие, с большим трудом собранное Бладом на случайбегства. У остальных были ножи и абордажные сабли.

Со шкафута можно было видеть всю палубу от кормы до носа,где, на свою беду, торчал часовой. Бладу пришлось тут же им заняться. Вместе сдвумя товарищами он пополз к часовому, оставив других под командой того самогоНатаниэля Хагторпа, который когда-то был офицером королевского военно-морскогофлота.

Блад задержался ненадолго. Когда он вернулся к своимтоварищам, ни одного часового на палубе испанского корабля уже не было.

Испанцы продолжали беззаботно веселиться внизу, считая себяв полной безопасности. Да и чего им было бояться? Гарнизон Барбадоса разгромлени разоружён, товарищи на берегу, став полными хозяевами города, жадно упивалисьуспехами лёгкой победы. Испанцы не поверили своим глазам, когда их внезапноокружили ворвавшиеся к ним полуобнажённые, обросшие волосами люди, казавшиесяордой дикарей, хотя в недавнем прошлом они, видимо, были европейцами.

Песня и смех сразу же оборвались, и подвыпившие испанцы вужасе и замешательстве вытаращили глаза на дула мушкетов, направленные в упорна них.

Из толпы дикарей вышел стройный, высокий человек со смуглымлицом и светло-синими глазами, в которых блестел огонёк зловещей иронии, исказал по-испански:

— Вы избавитесь от многих неприятностей, если тут жепризнаете себя моими пленниками и позволите без сопротивления удалить вас вбезопасное место.

— Боже мой! — прошептал канонир, хотя этовосклицание лишь в малой степени отражало то изумление, которое он сейчасиспытывал.

— Прошу вас, — сказал Блад.

После чего испанцы без всяких увещеваний, если не считатьлёгких подталкиваний мушкетами, были загнаны через люк в трюм.

Затем повстанцы угостились хорошими блюдами, оставшимися отиспанцев. После солёной рыбы и маисовых лепёшек, которыми питались рабы Бишопав течение долгих месяцев, жареное мясо, свежие овощи и хлеб показались имрайской пищей. Но Блад не допустил никаких излишеств, для чего емупотребовалось применить всю твёрдость, на которую он был только способен.

В конце концов повстанцы выиграли лишь предварительнуюсхватку. Предстояло ещё удержать в руках ключ к свободе и закрепить победу.Нужно было приготовиться к дальнейшим событиям, и приготовления эти занялизначительную часть ночи. Однако всё было закончено до того, как над горойХиллбай взошло солнце, которому предстояло освещать день, богатыйнеожиданностями.

Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, как один из ссыльныхповстанцев, расхаживавший по палубе в кирасе и шлеме, с испанским мушкетом вруках, объявил о приближении лодки. Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес возвращалсяна борт своего корабля с четырьмя огромными ящиками. В каждом из них находилосьпо двадцать пять тысяч песо выкупа, доставленного ему на рассвете губернаторомСтидом. Дона Диего сопровождали его сын дон Эстебан и шесть гребцов.

На борту фрегата царил обычный порядок. Корабль, левымбортом обращённый к берегу, спокойно покачивался на якоре. Лодка с доном Диегои его богатством подошла к правому борту, где висела верёвочная лестница. ПитерБлад очень хорошо подготовился к встрече, так как не зря служил под начальствомде Ритёра: с борта свисали тали, у лебёдки стояли люди, а внизу в готовностиждали канониры под командой решительного Огла. Уже одним своим видом он внушалдоверие.

Дон Диего, ничего не подозревая, в превосходном настроенииподнялся на палубу. Да и почему он мог что-либо подозревать?

Удар палкой по голове, умело нанесённый Хагторпом, сразу жепогрузил дона Диего в глубокий сон. Бедняга не успел даже взглянуть на караул,выстроенный для его встречи.

Испанского гранда немедленно унесли в капитанскую каюту, аящики с богатством подняли на палубу. Закончив погрузку сокровищ на корабль,дон Эстебан и гребцы по одному поднялись по верёвочной лестнице на палубу, гдес ними разделались так же неторопливо и умело, как и с командиром корабля.Питер Блад проводил подобного рода операции с удивительным блеском и, как яподозреваю, не без некоторой театральности. Несомненно, драматическое зрелище,разыгравшееся сейчас на борту испанского корабля, могло бы украсить собой сценулюбого театра.

К сожалению, описанная драматическая сцена из-за дальностирасстояния была недоступна многочисленным зрителям, находившимся на берегу.Жители Бриджтауна во главе с полковником Бишопом и страдающим от подагрыгубернатором Стидом, уныло сидевшими на развалинах порта, глядели не накорабль, а на восьмёрку лодок, в которые усаживались испанские головорезы,утомлённые насилиями и пресыщенные убийствами.