Восход памяти - Ядвига Симанова

– И на этом ваша работа завершилась? Никто так и не продолжил дело?

– Многие покинули группу. Осталась пара человек – преданные делу фанатики. И я в их числе. Бессонными ночами мы просматривали запечатленные устройством записи экспериментов и в конце концов установили причину неудач. Во всех случаях устройство работало слаженно – выражаясь образно, луч двигался в направлении намеченного градуса падения, но в какой-то момент на его пути возникала помеха – неизвестно откуда появлялась гигантская волна, всепоглощающей воронкой она всасывала в себя содержимое энергополей, закручивая в едином магнитном Вихре, из-за этого луч менял направление, сводя весь эксперимент на нет. Позже мы начали догадываться об истинной природе Вихря. Он являлся помехой, но помеха в каждом отдельном случае действовала одинаково. Значит, Вихрь происходит извне, он один на всех, обитает где-то в информационном поле Земли, мешает не только АЛИКу, лучу, мешает всему. Вихрь, резонируя с невероятной силой, структурирует окружающее пространство под себя, он – Вихрь с большой буквы, и я не успокоюсь, пока не найду его.

Константин говорил настолько увлеченно, что девушка невольно прониклась его ученой одержимостью и, будучи человеком действия, не всегда, правда, разумного, произнесла:

– Что, если я помогу тебе отыскать Вихрь? Если подключить меня к АЛИКУ, возможно, мне удастся воссоздать свои воспоминания о том, что связано с Вихрем, если таковые и вправду прячутся в моей голове.

Константин твердо сжал ладонью локоть Марианны. Девушка, не ожидав, пронзила его острым взглядом. Но ответный взор был мягок и нежен, а спокойный голос без единой запинки произнес:

– Я никогда не позволю испытывать на тебе опасное экспериментальное устройство. Не для того я все тебе рассказал. Я разберусь с Вихрем, обязательно разберусь, но не такой ценой.

* * *

Тем вечером Константин не находил себе места. Он был озадачен. Ощущение, что он упустил нечто важное, не оставляло его ни на минуту. Но впервые за все время с момента провала эксперимента его мысли занимал не Вихрь. Он, нарезая круги по полупустой комнате своей холостяцкой квартиры, то брал со стола мобильник, снимал блокировку с экрана, то резко швырял телефон обратно на стол.

Сквозь незашторенное окно в комнату глядела луна, сколотым блюдцем разлегшаяся на темной скатерти безоблачного неба. «Три памяти единого… – повторял про себя Константин. – Что-то здесь не так…» Наконец, решившись, он поднял мобильник и набрал номер.

– Извини за поздний звонок, – проговорил он, дождавшись ответа. – У меня к тебе дело, не терпящее отлагательств.

Абонент на другом конце внимательно слушал.

– Ты не мог бы посмотреть для меня историю болезни одного пациента с параличом? Имя? Марианна Иванова.

* * *

Марианне той ночью снился Вихрь. Во сне он представлялся всеохватным, яростным, безудержным и что самое страшное – относящимся непосредственно к ней. Он протягивал к ней свои резонирующие щупальца, и каждая клеточка ее тела испытывала точечные колющие удары тока, и воронка все сильнее затягивала ее, лишая воздуха. Резонирующая субстанция становилась все плотнее и плотнее, и девушка с ужасом поняла, что следующего вдоха не будет, Вихрь поглотит ее целиком… Как вдруг наступило пробуждение.

Марианна очнулась в полной уверенности, что кошмар снился ей не впервые. Она вспомнила, что Вихрь уже не раз врывался в ее сны, лихорадя ужасом неминуемой гибели, задолго до того, когда молодой ученый поведал ей о нем.

Бусинка, так звала ее мама, находилась внутри вихревой воронки, которая делала ее еще более беспомощной и слабой, беззащитной перед всеобъемлющей силой воздушного потока гигантского смерча. Вихрь капля за каплей вбирал в себя ее последние силы; ее мысли, все ее сознание оседало на плотных стенах вихревой петли. Она знала – так надо, знала, что Бусинки скоро не станет, Бусинка уйдет насовсем. А была ли Бусинка на самом деле? Мама Мэв говорила, что не было. То была не Бусинка, не настоящая она, то был страх, фиолетовой дымкой окутавший золотистое сияние чистого света.

– Не бойся потеряться в Вихре, – говорила мать. – Отпусти страх, отпусти себя, отдай все наносное буре! Пускай пыль сгинет! Останется свет! И свет будет помнить!

– Что будет помнить свет? – спрашивала Бусинка.

– Свет будет помнить Гидру. Запомни: Смерть – это Гидра! Не дай Гидре поглотить тебя – нигде и никогда!

Бусинка растекалась, вливаясь в Вихрь, отпустив страх, исчезала насовсем, исполненная верой в память, которую обещал сберечь золотистый свет.

Но это случилось после… А до того они с матерью Мэв заняли место в маршрутке. Маршрутка связывала между собой узлы – промежуточные станции между вершинами бурых гор и раскаленными песками красной пустыни. В глубинных недрах земли везде преобладали оттенки красного, спертый воздух сочился жаром. Выживать в таком месте могла лишь раса наинижайших потребностей. Если взглянуть на обитателей недр глазами обыкновенного человека, то в среднестатистическом восприятии возникнет неприглядный образ существа, более всего напоминающего таракана, только перемещающегося на двух ногах и окруженного ореолом фиолетового сияния.

Однако не все обитатели недр излучали фиолетовый свет. Некоторые сияли, словно густой красный бархат; их головы украшали рубиновые диадемы, на передних лапках сверкали алмазные браслеты, а тонкие шеи едва удерживали тяжесть золотых цепей. Красные никогда не становились пассажирами маршрутки – то был удел фиолетовых, тех из них, кто вытянет жребий. Пассажиров маршрутки всегда выбирали из фиолетовых. Красные, подгоняя пиками, заталкивали их в ржавую машину с облупившейся некогда белой краской, пока драндулет не набивался до отказа. Для перевозки всех пассажиров иногда требовалось совершать несколько рейсов, и старая развалюха снова и снова прибывала на станцию.

Никто из фиолетовых не знал точно, что ожидает их в конце пути. Назад маршрутка всегда приезжала пустая. Почему пассажиры не возвращались – не знал никто… Никто, кроме Мэв, матери Бусинки. Мэв могла видеть дальше, за горизонт, – о ее ви́дении было ведомо всем, но в тайне оставалось то, что она умела смотреть в дальнюю даль — туда, где огненная лава съедала яблоко красного неба, – и дальше – в неизведанную пустоту, безвременье и покой.

Безмолвие было бы идеальным финалом их печальной жизни, но, к несчастью, отнюдь не безмолвие ожидало пассажиров на конечной станции. Мэв видела Гидру: ее гигантское змеиное туловище извивалось в ущелье под мостом, множественные головы вытягивались, разжимая могучие челюсти, которые стремительным движением заглатывали прикованную к поручням моста добычу. Мэв знала – маршрутка вела к Гидре. Красные испокон веков посылали к ней жертв. Так решил Грегор – красный, ревностный слуга Гидры, ратовавший за незыблемость утвержденного им порядка. Его глаза – раскаленные угли – горели злобой. Он называл себя Амбассадором, послом мира, который поддерживается благодаря придуманному им ритуалу. Но Мэв знала – он посылал на смерть. Гидра означала смерть. Так красные откупались от смерти.