Княгиня Ольга. Святая воительница - Андрей Богданов

Княгиня хлопотала по хозяйству на своём дворе вне укреплений града Киева. Она сразу послала слуг узнать, кто пожаловал: ведь мужа Игоря дома не было. Ей сказали, что пришли древляне — 20 лучших мужей соседнего союза племён, с которого Игорь собирал дань. Вероятно, княгиня догадалась, что случилось неладное. Ратники воеводы Свенельда, которому Игорь отдал право брать дань с древлян, вернулись ещё осенью[50]. Именно тогда дружина заявила князю: "Дал ты одному мужу много; отроки Свенельда изоделись оружием и портами (одеждой. — А.Б.), а мы наги; пойди, княже, с нами на дань, и ты добудешь, и мы". Но и эта дружина уже вернулась в Киев, добыв себе "порты" и похваляясь сотворённым древлянам насилием.

А от князя вестей не было. Дружина рассказывала, что на обратном пути в Киев он "размышлял". В полюдье по землям союзных славянских племён, где киевские дружины могли "кормиться" с ноября по апрель, Игорь выезжал редко и далеко от дома старался не забираться[51]. Раз уж вышел за владения племенного союза полян на среднем Днепре и забрался по снежному пути в леса на западе, — то решил вернуться с малой дружиной к древлянам и взять побольше. С тех пор только его и видели. Ольга с тревогой ожидала, что скажут приглашенные ею в каменный терем древляне.

"Добрые пришли гости, — сказала она. — Говорите, чего ради пришли". "Послала нас Деревская земля, — сказали послы, — передать: "Мужа твоего убили, потому что он, как волк, расхищал и грабил. А наши князья добры, расплодили землю нашу. Пойди замуж за князя нашего Мала"[52].

Древнейший киевский сказитель был весьма осведомлён о судьбе князя и его малой дружины в земле древлян. Полагать, что из малой, ближней дружины князя-"волка" кто-то спасся, нет никаких оснований. Для дружинника считалось бесчестьем не остаться на поле брани вместе с князем. Недаром позже сын Ольги, Святослав Игоревич, попав в безвыходное, как казалось, положение, дал особый приказ воинам "промыслити себе", т. е. поступить по своей воле, "если моя голова ляжет", освобождая их, таким образом, от клятвы верности князю. Скорее всего, описание гибели Игоря восходит к речи, которую добрые древляне сказали потрясённой вдове. Послушаем их.

"Услыхав, что Игорь идёт опять, советовались древляне с князем своим Малом: "Если повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, коли не убьют его. Так и этот: если не убьём, всех нас погубит!" Решив так, древляне послали людей навстречу Игорю: "Почто идёшь опять? Взял уже всю дань!" Князь не послушал увещаний и двинулся дальше. Когда он достиг их столицы Искоростеня, древляне вышли за стены, убили Игоря и дружину его и там же, около города, погребли".

Маловероятно, что степенные послы сообщили княгине детали расправы над "волком". Византийский император Иоанн Цимисхий говорил позже сыну Игоря и Ольги князю Святославу, что отец его "был взят в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое". Подобная расправа над серыми хищниками, идущая от языческих времён, была распространена среди крестьян и много веков спустя.

Древний сказитель и все последующие летописцы были восхищены тем, что Ольга никак не выдала своего горя. Сколько же лет было этой стойкой и мудрой женщине? Конечно, это была не та ветхая старушка, которую стали изображать в литературе с лёгкой руки составителя "Повести временных лет", выдавшего Ольгу замуж за Игоря аж в 903 г… К свадьбе с князем русским, сыгранной в 940 или 941 г., ей было от 13 до 15 лет — статистически средний возраст замужества тех времён. Следовательно, родилась она между 925–928 гг.

Получается, что Ольга была вполне взрослой для раннего Средневековья дамой от 17 до 20 лет. Даже мужчины к этому возрасту считались солидными мужами, а женщины — "средовечными", средних лет, в высшей мере ответственными за свои поступки. Именно такой и представлял себе княгиню В.М. Васнецов, изображая её на росписи Владимирского собора в Киеве. Гениальное прозрение!

Справившись с внезапным и страшным потрясением, Ольга мгновенно приняла единственно верное решение, последствия которого мы ощущаем через тысячелетие.

"Люба мне речь ваша, — сказала княгиня. — Уже мне мужа моего не воскресить. Но хочу вас почтить наутро перед людьми моими. А ныне идите в ладью свою и ложитесь в ладье, величаясь. Я утром пошлю за вами, вы же, величаясь, скажите: не пойдём на конях, ни пешими не пойдём, но несите нас в ладье — и понесут вас в ладье".

"И отпустила их в ладью", — говорит Древнейшее сказание. О происшедшем далее все знают, поэтому самое время задуматься, в каком положении оказалась княгиня. При жизни князя она была не только хозяйкой его двора, но и первой дамой Руси. Если судить по приведённому в "Повести временных лет" договору Руси с греками 944 г.[53], посол Ольги в Царьграде занимал третье место в делегации "от рода русского", после послов от сё мужа и сына, выше послов от некоего Володислава, племянников мужа Игоря и Акуна, ещё от некоей Предславы и "жены Улеба". С любой точки зрения в этом не было ничего удивительного.

У славян женщина почиталась исконно, и Родина до сих пор остается Матерью. У скандинавов, к которым ряд историков относит Игоря и Ольгу (по бытованию на севере Европы имён Ингвар и Хельга), женщина имела довольно много прав, а матёрая (детная) вдова, как и на Руси, была полноправна. До совершеннолетия сына русская матёрая вдова имела все публичные права мужчины, вплоть до выступлений в народном собрании — вече. В Византии, в отличие от полудикой тогда Западной Европы, императрица даже венчалась на царство перед тем, как выйти замуж за императора, и в случае его смерти определяла судьбу трона[54]. Но даже на Западе в те времена права женщин, в частности в области наследования владений и титулов, ещё не были ограничены. Вдова всюду могла распорядиться имуществом, а у большинства европейских народов — и властью покойного мужа.