Фигурное катание. Стальные девочки - Елена Вайцеховская

Похоже, этого не понимала и тренер. Просто признаться в этом хотя бы себе самой для молодой женщины, успевшей почувствовать вкус первого настоящего успеха, было, кажется, гораздо сложнее, чем списать тупик в отношениях на несносный характер подопечной и ее нежелание работать. К тому же неудачи Липницкой ударили по тренеру далеко не так сильно, как по самой фигуристке: после Игр в Сочи группа стала активно пополняться новыми учениками, а место наиболее перспективной, а главное, начавшей побеждать примы уже было занято другой спортсменкой – 15-летней Женей Медведевой, которая, как когда-то Юля, выиграла несколько этапов юниорского Гран-при, затем финал серии и юниорское первенство мира, после чего перешла на взрослый уровень, где тоже начала с побед.

Как раз тогда на примере Липницкой я начала задумываться о том, что у каждого тренера, даже самого талантливого, всегда есть некий список несостоявшихся учеников. Тех, кто мог, но по каким-то причинам не добился того, на что был способен. Своего рода тренерское «кладбище» – полигон, на котором оттачиваются умения, набирается опыт. Без этого, наверное, нельзя. Просто для каждого отдельно взятого спортсмена слово «кладбище» приобретает порой крайне буквальный смысл. Поэтому и возникает дилемма: либо ты уходишь к тренеру, который знает, как достичь результата или, по крайней мере, способен мотивировать тебя на то, чтобы его достичь, либо просто доживаешь свой спортивный век у прежнего наставника, уже ни на что не претендуя.

Можно ли винить Липницкую в том, что она не захотела «доживать»? Ей и без того было тяжелее всех: олимпийский чемпион – это ведь не только титул, украшающий жизнь, но и тяжеленный крест, когда жизнь перестает складываться.

Великий борец Александр Карелин когда-то очень точно подметил, что самое страшное для любого чемпиона – быть человеком, вызывающим жалость. «Мы же, спортсмены, реагируем на жалость гораздо болезненнее, чем кто-либо другой. Нам начинает казаться, что окружающие радуются нашей слабости. Ведь все мы – люди с воспаленным самолюбием», – сказал он.

Вот и Липницкая на фоне всех своих проблем просто ушла в себя, еще больше обострив и без того колючие стороны своего характера. Все это, как очень точно подметил психолог, по сути, было защитной реакцией – внутренним криком человека, отчаянно нуждающегося в помощи.

* * *

Как раз в этот момент в жизни Юли и появился человек, ставший не только ее спонсором, но, по сути, единственным советчиком на несколько лет вперед во всем, что касалось дальнейшей жизни. Сначала он просто захотел помочь – сначала из тех самых чисто практических соображений, что было бы крайне неправильно не попробовать сохранить для фигурного катания столь раскрученный бренд. Потом, уже познакомившись с Юлей, он сказал мне: «У меня сын такого же возраста, я ему постоянно Юльку в пример ставлю – как мужественно она борется со всеми препятствиями в своей жизни. Ну и как такой девочке не помочь, не встать рядом?»

Благодаря этой поддержке удалось заключить несколько небольших рекламных контрактов, чтобы на фигуристку, уже несколько лет в одиночку обеспечивающую и себя, и маму, не давила перспектива остаться без средств к существованию: ведь девятое место, которое Липницкая заняла на чемпионате России год назад, означало, кроме всего прочего, что ФФККР совершенно не обязана продолжать финансировать ее дальнейшую подготовку.

А потом Юля стала буквально вгрызаться в работу, используя все открывшиеся перед ней возможности. Благодаря специально приглашенному тренеру по спецподготовке она заметно прибавила в мощности катания и выносливости, поставила прекрасные программы, специально ради этого съездив летом вместе с Тутберидзе в американскую школу Марины Зуевой в США. Работала там с самыми разными специалистами, в том числе по танцу и актерскому мастерству, много читала, учила язык.

И продолжала думать о смене тренера.

Задача при поиске наставника была непростой – находиться в США у той же Зуевой без мамы (и уж тем более уехать туда тренироваться на весь сезон) Липницкая не могла: возраст не позволял приобрести машину и сесть за руль. В России же все упиралось в то, что было совершенно невозможно найти свободного тренера, у которого имелся бы лед, но не было сильных, уровня Липницкой, учениц. Который мог бы полностью сосредоточиться на работе с новой подопечной и при этом справиться с ее характером: не заставлять безропотно идти за собой, а сделать так, чтобы Юля захотела этого сама. Таким человеком стал олимпийский чемпион Лиллехаммера Алексей Урманов, к которому Юля уехала в Сочи.

Поначалу все казалось совершенно безоблачным. К работе с фигуристкой привлекались самые разные специалисты: лето следующего сезона Липницкая вместе с Урмановым провела у знаменитого швейцарского фигуриста Стефана Ламбьеля, причем оба тренера отмечали, что Юля начинает понимать, что именно пытается показать на льду, пытается анализировать свое катание, а главное – она по-настоящему полюбила кататься, хотя еще за год до этого на все вопросы колко отвечала: «Что там вообще можно любить-то, в этом фигурном катании?»

Но в ноябре, ровно через год после начала совместной работы с новым наставником, случилось ЧП – во время исполнения произвольной программы в рамках домашнего этапа Гран-при в Лужниках Юле свело судорогой ноги, и она не сумела завершить прокат.

Первой тогда забила тревогу Татьяна Тарасова, заметив, что судороги на льду – первый признак тотального обезвоживания организма, что часто бывает, когда спортсмены начинают бороться с лишним весом, почти полностью отказываясь от пищи.

Тогда на слова тренера мало кто обратил внимание. А через полтора месяца стало известно, что Липницкая находится в израильской клинике, куда поступила с диагнозом «анорексия».

Выписали спортсменку только в последних числах марта. С категорическим запретом врачей возвращаться к прежней жизни.

* * *

Официальное заявление Юли о завершении карьеры в связи с перенесенной анорексией было обнародовано пять месяцев спустя. Разговаривать с прессой сразу после выписки из клиники фигуристка была просто не готова: вердикт врачей отнял у нее единственную профессию, которой она владела в совершенстве. В связи с полным отказом от физических нагрузок во время лечения Юля заметно набрала вес и даже приблизительно не представляла, что делать дальше.

Самое тяжелое заключалось, пожалуй, в другом: за те два года, что прошли после Игр в Сочи, Липницкая перестала быть центральной фигурой женского одиночного катания, его сутью и смыслом. Будь она в России единственной топ-одиночницей, какой была в свое время Ирина Слуцкая, вполне возможно, что проблемы, которые почти сразу после Игр стали возникать у фигуристки вне льда, привлекли бы гораздо больше внимания со стороны и Министерства спорта, и руководителей Российской федерации фигурного катания. Ведь если называть вещи своими именами, Липницкая просто расплатилась собственным здоровьем за все то, что предшествовало Олимпиаде. И прежде всего за жесточайшие меры, направленные на торможение физического развития.

То, что такие меры предпринимались, знали все, об этом в интервью неоднократно говорила сама Юля, но ее результаты продолжали расти, а значит, не было никаких поводов для беспокойства. Тем более что рядом со спортсменкой непрерывно находились две взрослые женщины, одержимые желанием увидеть Липницкую на высшей ступени олимпийского пьедестала.