Перстень Григория Распутина - Юлия Алейникова

Яков сидел, нахохлившись, всем своим видом изображая оскорбленное достоинство. Он не первый год знал майора и прекрасно понимал, что тот уже остыл и, возможно, уже даже сожалеет о своей вспышке. И что майор определенно не имел намерений никого конкретно оскорбить, а просто, как выразился Игнат Петрович, выпускал пары, которыми его самого накачало начальство.

– Ну, давай, давай выкладывай. Хватит себе цену набивать, – поторопил его майор примирительным тоном.

– Я вчера в школе был, – не глядя на майора, сообщил Яков. – Познакомился с директором. Вроде порядочный мужик. О семье Платоновых отзывается хорошо, мальчика очень жалел. Потом познакомился с учительницей, которая с ребятами в поход ходила. Про перстень помнит. И даже его видела. Покойный Платонов ее мать вылечил, она ему очень благодарна.

– Очень трогательная история, – с едва уловимой иронией заметил майор. – Проверили?

– Пока нет. Как раз сегодня собираюсь, – все еще слегка обиженно ответил Яков. – Я вчера еще одноклассников Родиона Платонова опрашивал, тех, кто с ним в поход ходил.

– И как?

– Пока не очень. Половина из них вообще про этот рассказ забыли. Почти никто из них в глаза не видел Платонова-старшего, знали просто, что он доктор, а что, какой, где? Понятия не имели, да им это и неинтересно. Вожатого Славу тоже пока не опросил, он в этом году школу окончил, к вступительным экзаменам готовится.

– Негусто.

– Негусто. Так я на сегодня самое интересное оставил. Самых близких друзей Родиона Платонова, тех, что с ним в одном дворе живут, и заодно вожатого с учительницей собирался подробнее изучить.

– Ты, главное, когда учительницу начнешь изучать, про других подозреваемых не забудь, – хохотнул Игнат Петрович.

– Да я… – тут же вскочил с диванчика Яша. – Да я…

– Сядь. И мотай на ус.

– Я проверил алиби Дмитрия Кириллова и его жены, – проговорил майор, ставя точку в отчете Якова. – А заодно составил список близких знакомых Платоновых. Их оказалось не так много, и только у двоих из них нет алиби. Им я займусь сегодня. Игнат Петрович, с ателье, где работает Платонова, у нас что, может, рано мы эту версию забросили?

– Ателье вне подозрения. После четырех у них не то что уйти с работы, перекурить некогда. Дамочки валом валят. Даже начальство сидит безотлучно на месте. Потому как в этом ателье простые служащие не обшиваются. Только всякие там жены больших начальников или актрисы известные, ну, в общем, контингент капризный, избалованный. Бывает, скандалить начинают, тут уж выбегает директор и принимается их улещивать, – с усмешкой рассказывал Игнат Петрович. – Сам лично вчера наблюдал. Портнихи носятся как ошпаренные. Тут подшей, там подколи, Анна Ивановна, к вам пришла Роза Марковна, поторопитесь, ах, нет, такая складочка мне не нравится, – просюсюкал он, изображая капризную дамочку, – и так далее, до полного одурения.

– Запретить надо все эти ателье! – буркнул с диванчика Яков. – Чтобы не отвлекали легкомысленные элементы от строительства коммунизма. А то ишь, взяли моду, тряпки-шляпки! Только бездельники и перерожденцы могут тратить свое время на эти буржуйские забавы. Серьезный человек, даже женщина, найдет себе более полезное занятие.

– Правильно, Яков, – одобрил майор. – Только женщинам об этом не рассказывай. Разорвут, – усмехнулся он.

– И ничего и не порвут. Не все женщины такие, как эти, из ателье. Есть и нормальные, правильные, которым содержание важнее, чем все эти… павлиньи перья.

– Эх, Чубов, молод ты еще, – глядя на Якова с жалостью, вздохнул майор. – Все женщины в душе одинаковые. Уж можешь мне поверить, просто не у всех есть возможность в перья рядиться, а дай им волю, все помчатся по ателье платья шить. Ладно, хватит о глупостях. Давайте за дело. Игнат Петрович с Василием: Оганесян, Пронина и медсестра Щукина. Яков, продолжай работать по школе. И поосторожнее с учительницами. Пока следствие не закончено, они все подозреваемые. Не увлекайся, – без всякой насмешки предупредил майор. – А я продолжу отрабатывать ближний круг Платоновых.

Майор остался в кабинете один. Он никуда не спешил. Он думал. Выложив перед собой пачку папирос, откинувшись на спинку стула, он не спеша дымил, разглядывая густые завитки крепкого табачного дыма.

Он вспоминал все, что ему рассказывали о покойном Алексее Ивановиче Платонове. Вспоминал его семью, жену Евдокию Андреевну, людей, их окружавших. И думал. Почему, впустив в квартиру убийцу, Платонов вернулся к столу и продолжил читать? Убийца пришел не к нему? Это был знакомый его жены? Нет. Воспитанный человек не оставил бы гостя скучать в одиночестве. Если только это не был «свой» человек. Например, Митя. Но у Мити алиби. Так же, как и у Веры.

Вот тут Андриан Дементьевич очень порадовался, что алиби у Евдокии Андреевны было надежным, стопроцентным. Потому как в данном случае первая, на кого пало бы подозрение, была бы жена. Разумеется, представить себе, что Евдокия Андреевна убила своего мужа, было немыслимо, но, к сожалению, молодое советское правосудие было не всегда объективно и очень несовершенно. Подобные мысли Андриан Дементьевич всегда держал при себе и никогда, ни при каких обстоятельствах, ни с кем ими не делился. Но мнение о том, как обстоят дела на этом фронте, имел вполне определенное, а потому с особой тщательностью расследовал каждое дело, скрупулезно собирая факты и улики, не надеясь на добросовестность следователей.

Значит, это мог быть либо очень близкий семье человек, или дверь квартиры убийца открыл самостоятельно. Этот вариант открывал множество вариантов. Кража ключей у одного из членов семьи, отмычка, дубликат. А может, дверь просто не запирали, замер с папиросой в руке майор. Как же он сразу не сообразил спросить об этом у Евдокии Андреевны? Придется сегодня к ней заехать. Мысль о том, что ей можно просто позвонить, на работу или домой, майор аккуратно задвинул в сторону.

Итак. Кража ключей. Их могли взять незаметно. Но, по свидетельству Игната Петровича и Васи Трофимова, никто из работников ателье этого сделать не мог. Их родственники? Надо дать задание Игнату, пусть проверит. Клиентки? Нет. Личные вещи сотрудников хранятся в служебном помещении, туда вход заказчикам закрыт. Уже хорошо, удовлетворенно отметил майор, туша в чумазом стакане, заменявшем сотрудникам пепельницу, очередной окурок. Итак, родственники. Точнее, посторонние в служебном помещении.

Майор вытянул из стола лист бумаги и, привычно помусолив карандаш, записал под циферкой «один» проверку наличия посторонних в ателье в день убийства.

Что касается больницы, Игнат с Василием и так ее отрабатывают.

Так. Теперь отмычка. Отмычка означает, что убийца работал по наводке. Но для ограбления по наводке слишком жалкий улов. Скорее это был заказ именно на перстень. Заказ надо оплачивать. Значит, заказчик должен быть человеком состоятельным или влиятельным. Например, сотрудником органов, который в обмен на услугу может простить кое-какие грешки. Последняя версия вызывала у майора категорическое отторжение. Не желал он думать плохо о своих коллегах, не мог. А приходилось. Потому как мечта о светлом коммунистическом будущем оставалась пока что мечтой, а жить приходилось в суровом настоящем, где люди пока были несовершенны, корыстны, подлы, жадны, а, да что там говорить… И майор записал пункт второй в свой план сыскных мероприятий. Человек, знавший о перстне и его силе, имеющий деньги или влияние. А затем деньги и влияние объединил скобочкой.