Перстень Григория Распутина - Юлия Алейникова

– Борис прав. Лучше нам вдвоем пойти, – поддержал его Родя.

С Родей Толик спорить не стал. А потому ребята договорились встретиться завтра с утра и пойти на вокзал. После чего Толик с Лидой отправились домой, а Родион с Борей на встречу с хулиганом Сенькой Горло.

Никита, едва войдя в электричку, сразу же пристроился на теневой стороне, заняв место у окошка, с ужасом поджидая, когда в вагон набьется народ. Не набилось. Видимо, развитие частного транспорта благостно сказалось на наполняемости загородных поездов. В смысле, они перестали плотно наполняться. Никита расслабился, вставил в уши наушники, некоторое время с умеренным интересом глазел в окно. Потом это занятие ему наскучило, и он посидел в соцсетях, потом пролистал новости, потом от скуки достал книжку, которую ему так технично всучил старичок на выходе из комитета.

Дело о поджигателях, маньяк из Дачного, дело антиквара, заговор на Вервях, лучшие сыщики Ленинградского уголовного розыска. Самые громкие дела семидесятых годов, мельком заглянул в оглавление Никита. Но тут, к счастью, позвонила Ксюша, и Никита с удовольствием проболтал с ней почти час. Ксения была постоянной девушкой Никиты, она училась на филфаке, недавно сдала сессию, перешла на четвертый курс и на следующей неделе собиралась ехать с подругой на море, на целый месяц. Никита страшно нервничал, ревновал, но воспрепятствовать ей никак не мог. Ксения звала его с собой, но отпуск Никите не давали, а лишать Ксению заслуженных каникул было нечестно. Да и вообще, пока они не были женаты, подобные собственнические поползновения были просто неуместны, и Ксения ему на это тут же указывала. А что касается женитьбы… Никите нравилась Ксюша, возможно, он ее даже любил и, возможно, не против был бы с ней жить под одной крышей, если бы таковая имелась. Но, увы, оба они проживали с родителями, а средств на аренду, и уж тем более покупку собственного жилья ни у одного из них не было. А вот что касается загса, лимузинов, марша Мендельсона и прочих атрибутов бракосочетания, они у Никиты вызывали стойкое отвращение и дрожь в коленях. Мама его неизменно утешала.

– Ничего, сынок, это значит, рано тебе жениться. Вот созреешь, будешь готов к такому решительному шагу, само все сложится.

Папа, слыша подобные разговоры, каждый раз криво усмехался и добавлял:

– Когда меня в загс вели, ты не так рассуждала. – Но в целом маму поддерживал.

– Не спеши, сын. Никуда это счастье от тебя не денется. Ты ж не девка, чтоб замуж рваться.

К счастью, Ксюша тоже замуж не рвалась, а использовала этот аргумент для отстаивания собственной свободы. Чем очень злила Никиту. Вот и сейчас к концу разговора они едва не поругались. Так что когда Никита выходил из электрички на загородную, залитую палящим солнцем платформу, настроение у него было отвратительное.

Платформа стояла на пригорке, и перед Никитой открывался замечательный вид. Внизу под ним раскинулись холмы с колышущимися цветущими лугами, купами берез, с петляющим мимо них проселком, с небольшими рощицами и сосновыми борами. Запах был одуряющий. Пахло скошенной травой, цветущей медвяной липой и еще чем-то густым и дурманящим.

Но Никита думал только об изнуряющем зное и о том, что ему топать два километра по солнцепеку до деревни. Он купил на станции сразу три мороженых и пошагал вслед за жиденьким потоком пассажиров в сторону едва виднеющегося вдали населенного пункта.

Самой последней в этой веренице ковыляла вразвалочку толстая бабка с двумя большими авоськами в руках. Никита шел налегке, энергичным пружинистым шагом, грыз твердокаменное мороженое и глазел по сторонам, когда же мороженое было съедено, он от скуки обратил свой взор на шагающих впереди сограждан и на бабку с сумками. В душе его неприятно завозилась совесть.

Бабка была стара, она еле волочила ноги, ее прерывистое дыхание было слышно за десять шагов. Она охала, встряхивала сумки, чтобы удобнее перехватить их. Стонала, снова охала и жалобно бормотала.

Никита, сколько ни вертел головой по сторонам, наконец не выдержал, догнал бабку.

– Разрешите, я вам помогу?

– Ой, спасибо. Вот выручил, – радовалась бабка, передавая Никите тяжеленые, почти неподъемные сумки. – А ты откуда же взялся, вроде я тебя в нашей деревне раньше не видала? В гости к кому приехал? – ворковала над ним оживившаяся старуха.

– Нет, – кряхтя под тяжестью сумок, проскрипел Никита. – Что ж вас никто с электрички не встретил, муж или дети?

– А некому встречать. Муж помер, дети в городе. Внуки вот должны приехать погостить, так пока не приехали, – радовалась бабка нежданной помощи. – А ты-то к кому приехал?

– Я так, вообще. Из Следственного комитета я, по поводу Ситникова Алексея Родионовича.

– Алексея? А что с ним? Следственный комитет, это что же, полиция получается? Неужто же он натворил что? В его возрасте? Да и вообще он же такой честный. Порядочный человек! Доктор! – волновалась все больше бабка.

– Убили его, а мы дело расследуем.

– Ох! – махнула руками бабка, останавливаясь на дороге, лицо ее мгновенно сморщилось, как печеное яблоко. – Убили? Да как же это? Вот горе-то! – И бабка приготовилась заплакать.

– А вы что, знали его? – поспешил отвлечь ее Никита, чтобы не слушать бессмысленный вой посреди дороги.

– А то! Еще как! В школе вместе учились, – плаксиво сообщила новая знакомая. Никите от этих слов даже померещилось, что сумки легче стали.

– А семью его тоже знали?

– А то. Это ж деревня, – поправляя платок и утирая кончиком пот со лба и навернувшиеся слезы, пояснила бабка. – Ребятишками вместе бегали, только я на три годка моложе. Школа у нас деревенская была, маленькая, все в одном классе сидели, на переменках во дворе бегали. Алешка всегда умником был. Отец у него не из наших был, питерский, во время войны у Алешкиной матери в подполе прятался, вот и сошлись. Погиб он, когда Алешка еще маленький был. Говорят, что он тоже врачом был, и Алешка, сколько себя помню, все мечтал на доктора выучиться. Выучился.

– А давно он сюда приезжать перестал?

– Да нет, – снова трогаясь в путь, охотно рассказывала бабка. – В прошлый год с Татьяной летом были, и сын его Родька всегда приезжал, и маленький на каникулы, и сейчас, бывает, заедет. И дочка Ольга. Вот только в этом году не приехали, правнук у них, говорят, родился. Не до того. А то, может, еще и приедут, – не спеша рассуждала бабка, одышливо карабкаясь на невысокий пригорок.

– А у них тут дом, что ли, есть? – подталкивал ее под локоть Никита.

– А то! Матери Алешкиной дом. Только они его в порядок привели. Крыша, там, фундамент, и воду даже провели. Почти дворец. Да я вам покажу. Вон за ту рощицу повернем, с дороги на тропинку сойдем, и покажу. А вы, что ж это, так вот с электрички до нашей деревни, а потом опять на электричку?

– Ага, – тяжело вздохнул обливающийся потом Никита.