Перстень Григория Распутина - Юлия Алейникова

Отыскать такого человека – задача сложная, но выполнимая. И, наконец, дубликат ключей.

Эта версия сама по себе была фактически безнадежна, дубликат можно было сделать и за полгода до убийства. Пойди-ка поищи, когда и кем. Но этот вариант неизбежно увязывался с мотивом преступления. А значит, шанс все же был. Майор сделал две последние глубокие затяжки, затушил окурок, встал, прихватил с собой старенький планшет, пиджак и в бодром расположении духа покинул кабинет, не забыв запереть его на ключ.

Родион стоял за углом дровяного сарая, слегка ежась от утренней свежести и неотступно наблюдая за дверью соседнего подъезда. Виктор всегда выходил из дома в восемь утра. Родион взглянул на отцовские часы. Мать вчера вручила их Родиону, с трудом сдерживая слезы.

– Носи, сынок. – Мама хотела еще что-то добавить, но не смогла, заплакала, крепко обняв Родю. Маленькая, худенькая, такая родная и беззащитная.

Родион расправил плечи: и ничего не беззащитная. У нее есть я. Я сделаю ее жизнь счастливой и спокойной. После школы пойду работать, а учиться поступлю на вечерний. Я буду как отец. Как ты, папа. Родион почувствовал, как у него защипало глаза. Он поднял взгляд вверх, чтобы удержать слезы, и едва не упустил Виктора. Когда Родион вновь выглянул во двор, Виктор уже входил в арку.

На такси Виктор не поехал, сел, как все, на трамвай, и Родя тоже на заднюю площадку пристроился. Чтобы «объект наблюдения» из поля зрения не терять.

– Эй, парень, передай на билет, – толкнул его в бок какой-то здоровяк с красной физиономией. – Оглох, что ли? На билет передай.

– Во-первых, когда просят, говорят «пожалуйста», – неожиданно зло и грубо ответил Родька и сам своей грубости испугался, но вместо того, чтобы извиниться и молча передать за проезд, он продолжил: – А во-вторых, руки при себе держи.

– Чего? Это что это за щенок нахальный? А? Ты на кого хвост свой драный поднимаешь, а? Всякая тля меня учить будет! – К Родьке наклонилось огромное, как тыква, красное и злобное, как у буржуев на плакате, лицо, а потом вместо лица под самым носом появился кулак. Не менее здоровенный. – А вот этого ты не нюхал? Я тя сейчас научу, как себя вести! – рычал мужик, и Родьке вдруг стало страшновато.

А пассажиры в трамвае разделились на два лагеря. Одни поддакивали краснолицему, что молодежь совершенно обнаглела и надо их учить чаще, и с нетерпением ждали, когда Родьку «научат». А вторые, в основном состоящие из интеллигентного вида гражданок, за Родьку переживали, требовали, чтобы краснолицый перестал безобразничать, а у вагоновожатой – остановить трамвай и вызвать милиционера. Неизвестно, чем бы все это кончилось, скорее всего, вломил бы этот жлоб Родьке по полной, если бы не вмешательство хорошо одетого гражданина лет тридцати с хвостиком.

Когда кулак краснолицего здоровяка стремительно летел в перепуганное лицо Родиона, что-то произошло; его, то есть кулак, словно заело.

– Чё? В чем дело? – завертел головой краснолицый, ища причину заминки.

– Извините, товарищ, – раздался вежливый голос из-за его спины, – но бить детей непедагогично. Вы разве не читали Макаренко?

– Чего? – задергался, пытаясь вырваться, краснолицый.

– Не читали. Но, возможно, хотя бы слышали? Или, возможно, вы знакомы с Уголовным кодексом, где статья о хулиганстве весьма четко прописана? – продолжал спокойно расспрашивать Родькин избавитель.

Уголовный кодекс краснолицему гражданину, очевидно, был знаком лучше, чем педагогические труды Макаренко. Потому что он перестал дергаться и, злобно сопя, опустил руку.

– Ну, вот и славно, – выныривая из-за его плеча, проговорил Виктор. – А вы, молодой человек, идемте со мной. – Он взял Родиона за локоть и увлек с собой в начало вагона.

– Что ж ты, брат, так неосмотрительно, а? Ведь мог бы, пожалуй, и схлопотать, – заглядывая в глаза Родиону, спросил Виктор. – Ты куда направляешься?

Этот безобидный вопрос застал Родьку врасплох. Он еще от недавней истории не оправился, а тут «куда направляешься». Но Виктор продолжал внимательно на него таращиться, а следовательно, надо было что-то отвечать. Ничего умного в голову не лезло, и Родька невнятно пробормотал:

– Да я так, вообще.

Виктор еще с минуту его рассматривал, а потом вдруг предложил:

– А хочешь ко мне на работу заехать, в гости? Посмотришь, что к чему. Тебе ведь скоро профессию выбирать, так?

– Так! – обрадовался Родька такой удаче, аж глаза засверкали.

– Вот и хорошо, – улыбаясь, заметил Виктор.

– ТАСС, – прочитал на табличке огромные буквы Родион. – Так вы журналист! – выдохнул с облегчением мальчик.

Пока они с Виктором ехали в трамвае, незаметно разговорились, и он начал нравиться Роде. И как Родион ни уговаривал себя не поддаваться обаянию собеседника, ничего не мог с собой поделать. Разговаривать с Виктором было легко и интересно. Он держался с Родионом как с равным, без всякой насмешливости или высокомерия. Задавал серьезные вопросы и серьезно выслушивал ответы.

– Да, Родион, я журналист, – открывая тяжелые дубовые двери, подтвердил Виктор. – Мы Телеграфное агентство новостей. Сюда к нам стекаются новости со всего мира, со всех стран и континентов. Лента новостей идет беспрерывно на всех языках. У нас есть переводчики, журналисты, редакторы, фотокорреспонденты, художники и много кто еще. И все вместе мы обрабатываем поток поступающей к нам информации и самую важную и интересную сообщаем людям, – ведя Родиона сквозь большую комнату, в которой стрекотали телеграфные аппараты, рассказывал Виктор.

– Здоро́во, Виктор Сергеевич. Неужели твой такой? Больно взрослый парень, – проходя мимо и пожимая Виктору руку, заметил высокий рыжий, бородатый гражданин с трубкой в зубах и пачкой исписанных листов в руке.

– Здорово. Нет, не мой. Сосед в гости заехал, – кладя Родиону руку на плечо, пояснил Виктор; Родиону это очень понравилось. Его словно бы взяли под покровительство, приняли в товарищи, это было приятно.

– А! – протянул рыжий и куда-то умчался.

– Ну, что, нравится тебе у нас? – ведя Родиона дальше и поминутно кивая то одному, то другому сотруднику, спросил Виктор.

– Здорово! – восхищенно оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к разговорам, вздохнул Родион. – А вы кем работаете, журналистом или переводчиком?

– И тем и тем, – проводя Родиона к себе в маленький, заваленный газетами, журналами, рукописями, словарями и телеграфными лентами кабинет, проговорил Виктор. – Я знаю три языка, работал несколько лет корреспондентом ТАСС во Франции, Англии, Австрии и даже в Соединенных Штатах, и в Мексике успел побывать, – освобождая для Родиона один из стульев, рассказывал Виктор.

– Вот это да! Вот это работа! – Вот откуда у Виктора такой загадочный вид и красивые костюмы. А они-то напридумывали себе невесть что.

– Значит, нравится? – с легкой усмешкой проговорил Виктор, но лицо его при этом было вовсе не веселым.