Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить - Майкл Хебб

Бекки уютно устроилась на плюшевых коврах в экосообществе на курорте, источающем южное гостеприимство. Медитация смерти вот-вот должна была начаться, ее проводила Энжел Грант, чей уверенный голос заполнил темную комнату. Десятки южан легли в «позу трупа» на спину, закрыв глаза.

«Сконцентрируйтесь на вашем теле, на том, как оно реагирует на мои слова, – сказала Энджел. – Сосредоточьтесь на внутренних ощущениях. Здесь нет правильного и неправильного пути…

Она на мгновение замолчала, позволяя словам заполнить комнату. Затем продолжила: «Состояние разума в момент смерти необычайно важно: если мы цепляемся за жизнь, ощущаем какое-то препятствие на пути или сопротивление, то наши страдания соразмерно увеличиваются. Некоторые медсестры хосписа рассказывали, что те пациенты, у которых остались какие-то неоконченные дела, незакрытые эмоциональные вопросы, испытывают большую боль, умирая».

«На выдохе начинайте расслаблять мускулы от макушки до стоп, – учила Энджел. – Позвольте себе погрузиться в эту комнату, это тело, этот вдох».

Пока Энджел проводила 75-минутную медитацию, описывая процесс.

Для Бекки ее тело никогда не было «полноценным». Временами оно причиняло неудобство, порой служило инструментом, но никогда не выступало как источник мудрости, как нечто, к чему стоит прислушаться. Она старалась отключиться от всего, что организм сообщал ей.

И вот, получив это новое видение, группа постепенно возвращалась в настоящий момент. Бекки смотрела вокруг и видела в глазах каждого тот же отблеск понимания. Звон тарелок из соседней комнаты привлек внимание группы. Свечи были зажжены, вино разлито по глубоким бокалам, а на столах стояли блюда фермерского Юга. Каждый называл имя умершего близкого, зажигал свечу и поднимал бокал в его честь. А затем Энджел задала тот самый вопрос:

– Почему у нас не принято говорить о смерти? Мы боимся? Что именно нас так пугает?

«Я вообще не из тех, кто любит говорить на публику, – призналась Бекки, – но в тот момент я заговорила первой и полностью раскрылась. Никогда прежде я не могла рассказать, через что прохожу. Я боялась умереть, потому что знала, что моя семья пойдет против всех моих желаний. К примеру, где и как я буду похоронена. Мой рак будто высасывал жизнь из нашей семьи, я создавала сплошную неразбериху, ощущая себя словно слон в посудной лавке. Каждый раз это ощущалось словно напоминание, что я не имею права быть больной. И вот я оказалась в компании умных людей, которых действительно интересовали мои слова. Они слушали и задавали мне вопрос за вопросом. Стоило мне начать говорить, как болезнь внезапно перестала быть такой огромной».

Тот вечер стал первым проблеском на пути Бекки к исцелению. Когда она смогла открыто говорить о смерти, о болезни, которые заполонили все ее мысли с тех пор, как поставили диагноз, то увидела трещину в собственной жизни. К большому огорчению семьи, Бекки решила прекратить химиотерапию и отправилась в путешествие через всю Америку, чтобы поплавать в Тихом океане.

Осенью она собралась посетить уединенное место в Мехико с канадским врачом и писателем Габором Матэ. Каждый день Бекки присоединялась к кружку, организованному Габором. Не имея никакой официальной повестки, группа просто давала волю подавленным эмоциям: боли, страху, гневу, печали. Габор называет этот процесс «сострадательное дознание» и любит говорить, что самое милосердное, что он может предложить другим – это честность. Что касается научной подоплеки, то десятки исследований подтвердили, что подавляемые эмоции, загнанные в глубь подсознания, способны провоцировать болезни[37]. Методы Габора напоминают ритуал исцеления одного из племен Замбии, о котором писал Майкл Мид. Когда член племени заболевает, принято считать, что в человеке поселился «зуб предка». Говорят, что зуб выйдет наружу вместе с правдой, поэтому все племя собирается, и больной дает волю сильным эмоциям, которые испытывает. Зуб «выходит из тела», и всякий присутствующий очищается, стоит лишь болезненной истине прозвучать прилюдно.

И вот Бекки поделилась с группой незнакомцев тем, о чем знали немногие ее близкие: в детстве она подверглась сексуальному насилию, а ее родители игнорировали этот эпизод. Отрицание изнасилования – один из многих способов не говорить о необходимых, трудных вещах, которым научилась Бекки. Но теперь, на четвертой стадии рака, она играла по иным правилам. Она была готова разговаривать обо всем.

В течение трех ночей во время этой духовной практики гости участвовали в церемонии, которая предполагала питье горького отвара из двух трав, растущих в джунглях. На Западе этот отвар называют аяуаска.

В одну из этих ночей шаман, наблюдавший за церемонией, подошел к Бекки и спросил, не хочет ли она провести следующие три месяца на очень жесткой диете: без соли, моллюсков, сахара, свинины, ферментированных продуктов, без молочных и цитрусовых, без сильных специй, таких как чеснок, лук и перец – и вернуться в феврале для очередной серии церемоний с аяуаской. Шаман был уверен, что если она проделает все это, то к концу февраля избавится от рака. В голове у Бекки в тот момент промелькнули все сомнения, которые, вероятно, испытал бы каждый: как же может исчезнуть рак? Неужели она попала в какую-то секту, и ее разум пытаются контролировать? Насколько же глупой нужно быть, чтобы поверить, что прием наркотиков в джунглях и разговоры о чувствах могут исцелить умирающее тело?

Однако, когда к виску приставлен пистолет, вы можете вытворять дикие вещи. Бекки сделала все возможное и следующие девяносто дней провела в состоянии относительного истощения, изо всех сил стараясь поддерживать новую диету. По мере приближения февраля, ее все реже тянуло на сладкое, а в еде она начала видеть не столько средство набить желудок, сколько источник энергии, лекарство. После второй поездки в джунгли Бекки попала на прием к онкологу. Он несколько раз перепроверил ее анализы и просмотрел снимки: у Бекки была ремиссия. И это притом, что на терминальной стадии рака яичников выживаемость составляет 10 %.

Вывод из этой истории не в том, что всем следует рвануть в джунгли и распивать странные отвары с перуанскими шаманами. Я понятия не имею, чем была вызвана ремиссия и как долго она продлилась. Однако Бекки несомненно уже не тот человек, который впервые приехал на Чаттахучи, чтобы поговорить о смерти. Теперь она уверена, что ее опыт, ее эмоциональная боль не должны быть спрятаны, что их нужно разделить. И свет, который она излучает, заразителен. Бекки вновь обрела энергию молодости, изменила отношение к себе и к собственному будущему.