У штрафников не бывает могил - Владимир Першанин

Чтобы прекратить ненужную болтовню, приказываю всем почистить оружие. Кроме моих бойцов на льду, в стороне лежат и штрафники 2-го взвода. Не могли же они все погибнуть? Наверняка кто-то, как и мы, укрылись под обрывом.

— Матвей, пройди осторожно на левый фланг. Может, кого из второго взвода найдешь. Пусть к нам присоединяются.

Осин молча кивает и уходит, держа под мышкой автомат. Мы чистим оружие, а Федор Бульба занимается с ранеными.

Султан Бакиев, умело и быстро набивая диск патронами, рассказывает мне свою биографию. Отношения между нами установились с первого дня чисто официальные. А тут он решил исповедоваться. Я не против. Закуриваем из одного кисета. Бывший старлей, не забывая протирать каждый патрон, продолжает набивать диск.

— Мне, Вячеслав, тоже досталось. Сам знаешь, командиры взводов больше месяца-двух на передовой не держатся. Я это в первой атаке понял. Из трех взводных в роте один я остался. Двое других — наповал. Наверное, и по фрицам стрельнуть не успели. Через неделю меня ранило. Веришь, фриц в упор целую очередь всадил. Полевую сумку в клочья, приклад автомата раскололо. Две пули в бок поймал, одну — в шею. Так я его голыми руками задушил, до того жить хотелось.

Я знал по документам, что Султан Бакиев после окончания пехотного училища в Казани участвовал в боях под Орлом, прошел до Днепра, освобождал Киев. Менее чем за год получил два ордена и вырос от младшего лейтенанта до командира роты. В штрафники попал за то, что в его роте сбежали сразу четверо вновь призванных новобранцев.

Начали проверку, нашли, как водится, всякие недостатки в идейно-политическом воспитании, а так как замполит был новый, все свалили на командира роты. Бакиев получил, на мой взгляд, слишком суровое наказание: пять лет лагерей с заменой на два месяца штрафной роты. Я недолюбливал самоуверенного, строптивого татарина, но то, что он командир умелый, не сомневался. Сержант звонким щелчком закрыл крышку заряженного диска и подмигнул мне.

От резкого звука вздрагивает мой ординарец Савельев, парнишка лет восемнадцати. Обхожу, проваливаясь в глубокий снег, участок под обрывом, куда не залетают пули. Наше жизненное пространство — метров сто без малого. Дальше откос, на который мы все же сумели вскарабкаться на рассвете. Не видя большого толка от уголовников, я включил почти всю их компанию в передовую группу. Если будут мины, лучше лишиться их, чем ребят способных и желающих воевать.

Здесь рванули, как минимум, две мощные мины-«лягушки» и несколько обычных противопехотных. Застывшие трупы бойцов раскиданы по всему склону. Но большинство уголовников сумели схитрить. Из их компании лежит лишь неудачливый вокзальный вор Буленок. Ему размочалило миной ногу, превратив до колена в месиво. Лужа крови и разбитая винтовка. Иван Рябков показывает торчащую металлическую крышку:

— Осторожно, Пантелеич! Вон еще мина.

— Вижу.

Склонившись над убитым бойцом, Иван достает документы и вынимает из подсумков гранаты. Две штуки подает мне. Снова противный вой мины и разрыв на льду речки. Пережидаем, сидя у откоса, короткий обстрел. До извилистых позиций полка метров триста. В некоторых местах — ближе. Я вижу высовывающиеся головы в шапках и касках, кто-то машет нам рукой. Это называется моральная поддержка. Спасибо хоть за нее.

Когда возвращаемся, с удивлением вижу командира второго взвода Фалина. Обнимаемся, как родные. Вот кого не ожидал встретить. Второй взвод, бежавший в центре, выкашивали, как на стрельбище. Но Петр Петрович Фалин добежал. Ладонь и шея перемотаны бинтами, телогрейку словно изодрали когтями — попал под осколки. Вместе с лейтенантом два десятка бойцов. Ого, нас уже шестьдесят с лишним человек!

Фалин, то ругаясь, то возбужденно хлопая меня по спине, рассказывает, в какой переплет они попали. Взвод заметили, когда люди вступили на лед речки. Многих скосили прямо на льду, часть повернула назад, а остальные упорно бежали к обрыву. Дважды пытались взобраться вверх по откосу и дважды откатывались. Почти все сержанты погибли. Те, кто пытался спастись, убегая на левый берег, тоже остались на льду.

— Вот такие дела, — морщась, рассказывал Петр Петрович.

Бульба, размотав бинты, выдернул из ладони крепкими желтыми ногтями острый, как ученическое перо, осколок Шею тоже зацепило. Вырвало клок мяса под нижней челюстью. Перевязав лейтенанта, Бульба сообщил, что Петру крепко «свезло». Если бы осколок пониже угодил, пробил бы горло.

— Свезло, — шмыгнул носом бывший пчеловод. — А особенно взводу. Вы хоть с фрицами успели подраться, а у меня половина людей на льду осталась. А самые героические личности на левый берег успели смыться.

— Ладно, хватит. Сейчас впору о себе подумать.

— Хватит, — как эхо, повторил Петр Петрович и осмотрел отвесный обрыв, кучи льда и снега внизу. — У тебя тут можно часок-другой отсидеться. А нам укрытие хреновое досталось. Полчаса назад вложили мину, одного — наповал, второй кровью истек.

Снова курим и совещаемся. Если просто сидеть — с ума сойдешь! Бакиев куда-то исчезает, вскоре возвращается, вывалянный в глине, с расцарапанным лицом.

— Пойдемте, глянем, товарищ лейтенант.

Идем втроем, вместе с Петей Фалиным и сержантом Бакиевым. Неугомонный татарин отыскал в снегу расщелину, промытую талой водой. Она совсем узкая, но тянется метров на тридцать. Будь расщелина пошире, по ней можно было провести часть людей и броситься в атаку с близкого расстояния. Но подходы сверху наверняка заминированы.

Султан Бакиев из Казани ордена и звания получал не зря. Ситуацию оценивает сразу, говорит коротко, деловито, помаргивая раскосыми глазами. До темноты нам не продержаться (я это знаю и без него), снег усиливается, и немцы скоро начнут действовать более активно.

Дождутся, пока подсыплет еще снежку, и выроют подходы. Из-за плохой видимости огонь с левого берега становится не такой эффективный, и фрицы поползут выкуривать нас гранатами и взрывчаткой. А может, подвезут огнеметы, тогда совсем весело станет. В любом случае терпеть у себя под носом уцелевших штрафников, которые, по их мнению, способны на все, фрицы долго не будут. Здесь они абсолютно правы. Загнанные в ловушку люди способны на многое.

Пока идет густой снег, мы снова бросимся в атаку по единственному, подходящему для быстрого наступления откосу. Там уже лежат сорок наших убитых товарищей. Мы ничего не смогли сделать, когда нас было более сотни, но если хотим жить, придется действовать, не считая количество.

— Главное — ввязаться в драку, а там видно будет, — изрекает Василь Левченко.

— Это ты сам придумал?

— Не… кто-то из старых полководцев.

— Наполеон вроде так говорил, — сообщает Петро Фалин.

Лихорадочно обсуждаем один, другой, третий варианты. Все сходится на том, что придется толпой, не глядя на потери, прорываться к траншее. Снова умную мысль подает бывший командир роты Бакиев.

— Фрицы нас ждут. Надо их опередить. Предложение такое. Я с напарником протискиваюсь в расщелину. Там можно пролезть. До траншей останется метров пятьдесят. Я на тренировках РГ-42 на шестьдесят метров кидал. «Лимонки» мощнее, но они тяжелые, не доброшу. А «эргешки» всего четыреста граммов весят. Буду кидать с задержкой, чтобы в воздухе рвались. Конечно, это не мины, но фейерверк обещаю.