Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Эллингем

То был не ужин, а катастрофа.

Столовая представляла собой просторный квадратный зал с алыми узорчатыми обоями и красными бархатными портьерами. Темная краска и турецкий ковер отнюдь не освежали обстановку, и, как справедливо заметила Джойс, любой входивший в комнату сразу чувствовал, что уже переел.

Большой овальный стол размером с каток был накрыт парчовой скатертью, а на ней громоздился внушительный сервиз – вся жизнь одного несчастного мальчика из обслуги уходила на мытье и натирку этих многочисленных тарелок и чашек. Именно здесь мистер Кэмпион впервые увидел воочию посеребренный рог изобилия, который в викторианские времена наполнялся горячей водой с единственной целью: чтобы гости могли согреть в нем ложку для поедания жирного яства под названием «густой суп».

В тот вечер большая столовая казалась очень пустой. Кэмпион сразу понял почему: несмотря на отсутствие двух человек, все остальные члены семьи остались на своих местах, которые занимали, по-видимому, на протяжении многих лет. Миссис Каролина сидела во главе стола. На ней было черное тафтяное платье с рукавами до локтя; кремовые хонитонские кружева прикрывали ее тонкие предплечья, на груди было жабо из таких же кружев, а на голове – чепец.

На противоположном конце стола сидел Уильям – их с матерью разделяло приличное расстояние и огромная фруктовая ваза в стиле барокко, которая в своей верхней части чудесным образом превращалась в вазу для цветов.

Тетя Китти сидела справа от Уильяма, Джойс – слева от миссис Каролины, а мистер Кэмпион удостоился места справа от хозяйки дома. Оставшиеся стулья неприятно и многозначительно пустовали.

Черное платье тетушки Китти – с квадратным и глубоким декольте, какие носили году в 1909-м, – имело совершенно похоронный вид, да и простой черный наряд Джойс подчеркивал траурность мероприятия.

Мистер Кэмпион невольно стал воспринимать и свой смокинг как траурную одежду, а румянец дяди Уильяма – как признак возмутительного легкомыслия среди всеобщей скорби.

Длинный ужин – полное пятничное меню миссис Битон для некатолических семей – скорее наводил тоску, чем подкреплял силы, а железные правила, установленные миссис Каролиной для ведения бесед за столом, едва ли не на корню уничтожили жизнерадостный настрой мистера Кэмпиона. Зато во время долгих молчаливых пауз он мог сколько угодно наблюдать за почтенным семейством.

Ему невольно бросилось в глаза несколько особенностей, отличавших сию величественную трапезу. Например, рядом с тарелкой каждого едока стоял отдельный набор приправ, что усугубляло царившую за столом атмосферу отчужденности и холодности.

Мистер Кэмпион обратил внимание на кое-что еще, чуть более радующее глаз.

Прямо напротив него, под большой гравюрой с изображением Илийского собора, висела совершенно неуместная картина в красной бархатной раме: подкрашенный и увеличенный фотопортрет джентльмена с усами и баками, в ритуальном одеянии некоего – явно плебейского – ордена или общества. Мистер Кэмпион с восторгом заметил в руке у джентльмена большую оловянную кружку с подрисованной белой пеной. Такой портрет просто не мог висеть в доме Фарадеев, и молодой человек стал гадать, как он здесь очутился.

Когда наконец ужин подошел к концу, вся компания отправилась в большую гостиную – знаменитую гостиную «Обители Сократа» 80-х годов прошлого века. Хотя с тех пор здесь ничего не изменилось, комната по-прежнему была великолепна: всюду выцветшая парча и аляповатые украшения, мебель жесткая, бесформенная и неудобная. Впрочем, явная принадлежность к ушедшей эпохе придавала гостиной определенный шарм и очарование.

Миссис Каролина села за столик и повернулась к тете Китти.

– Давайте, как обычно, поиграем в шахматы, – предложила она.

Тетушка Китти послушно села за стол, а Уильям с чинным серьезным видом направился к шкафчику, расписанному цветочными букетами, – казалось, их рисовал не любитель цветов, а ботаник. Из этого шкафа Уильям достал шахматную доску и коробку с резными фигурами слоновой кости.

Мистер Кэмпион понял, что стал свидетелем ежевечернего ритуала. Но какая роль в этом обряде была отведена ему? В некоторой растерянности он сел и стал ждать, что будет дальше.

Дядя Уильям не выказывал ни малейших признаков тревоги или беспокойства. Он стоя наблюдал, как его мать тонкими белыми пальцами расставляет по доске черные фигуры. Наконец он заговорил:

– Может, мы с Кэмпионом выкурим по сигаре в библиотеке, матушка?

Миссис Каролина подняла на сына черные глаза.

– Конечно, Уильям. Мистер Кэмпион, если к вашему возвращению я уже поднимусь к себе, то подъем у нас в четверть восьмого по удару гонга. В вашей комнате есть все необходимое? Вам больше ничего не нужно?

Мистер Кэмпион вскочил на ноги и машинально поклонился.

– Все просто чудесно!

Миссис Каролина сочла его ответ достойным, улыбнулась и кивнула Уильяму. Тот явно не ожидал от матери такой благосклонности и с облегчением повел Кэмпиона из гостиной.

– Малая гостиная гораздо удобней, – сипло прошептал он. – Библиотека всегда напоминает мне об отце, царствие ему небесное. Обычно я заставал его там в скверном расположении духа.

Они прошли по коридору в библиотеку, где в камине до сих пор ярко горело пламя.

– Простите, что не предлагаю вам выпить, – смущенно отдуваясь, сказал Уильям. – Ключ от буфета, как видите, снова убрали. С возрастом людям в голову начинают приходить всякие идеи… Я сам не большой любитель выпить, но… Что ж, давайте покурим. Угощайтесь.

Он протянул Кэмпиону ящик с сигарами. Когда маленькая церемония раскуривания была завершена, Уильям уселся в зеленое кожаное кресло и взглянул на гостя маленькими голубыми глазками, странно смотревшимися на столь широком и румяном лице.

– В вашем кресле раньше сидел Эндрю, – вдруг сказал он. – Полагаю, похороны состоятся в понедельник? Цветов в это время года немного… – Тут Уильям опомнился, пресек поток своих мыслей и выдал подобающее случаю замечание: – Бедный Эндрю!

Мистер Кэмпион молчал и в синем сигарном дыму выглядел еще растеряннее, чем обычно. Однако дяде Уильяму не терпелось выговориться; его мысли в фантастическом танце перескакивали с одной темы на другую.

– Склочный и злобный был тип вообще-то, – проворчал Уильям. – Слава богу, сумасшедших в нашем роду никогда не было, но человек посторонний и несведущий мог бы подумать, что он малость того. – Помолчав немного, он карикатурно прищурил мешковатое веко и добавил: – Пил как сапожник – тайком, разумеется.

Малая гостиная не отличалась уютом. Люстры были без абажуров: из плафонов в форме кувшинок вверх торчали голые лампочки; яркий электрический свет создавал атмосферу стерильного холода, которую не мог развеять даже пылавший в камине огонь.

Мистер Кэмпион начал понимать слова Маркуса о том, что в такой обстановке он и сам мог бы кого-нибудь убить. Изо дня в день сдерживать душевные порывы – что особенно мучительно для молодых – здесь приходилось взрослым людям, и Кэмпион невольно поежился: под твердой скорлупой внешних приличий человеческая природа начинала бродить, разлагаться. Невозможно было сказать, какую страшную тайну хранит этот старинный дом, однако ее существование не вызывало сомнений.