Ночник - Денис Драгунский

Но в конце есть и помещение для неверующих.

Так прямо и написано над аркой: «Церковь неверующих в Бога»

Захожу туда.

Там по стенам развешаны большие фотографии – смуглые мужчины с бородами, женщины в просторных балахонах, босоногие дети, белые домики на горных склонах, узкие улочки с торговцами, с ослами, с тележками. Что-то ближневосточное.

Сидят люди на стульях. Лектор рассказывает, что довольно давно вот в этих местах – лектор показывает на фотографии – жил человек по имени Иисус Христос, добрый и честный, он призывал к миру, к равенству. Потом его казнили. Но люди его помнят.

Кто-то спрашивает:

– Это он на снимке?

Лектор отвечает:

– Это точно не известно.

Четыре девушки поют, звонко и красиво.

Одеты как карточные дамы – трефовая, червовая, пиковая и бубновая.

Какая-то оперетта, наверное.

Подбираю тексты для экзамена по английскому языку, для сдачи кандидатского минимума.

Листаю толстые старинные книги. Выбираю отрывки потруднее, а шрифт – понепривычнее. Спрашиваю сам себя – зачем это надо? Кому нужен такой английский? Зачем ставить перед людьми лишние препоны? Но сам себе отвечаю: «Так всегда было. Так принято. Значит, и сейчас пусть так будет».

Ксения С., школьная подруга Иры, скачивает какие-то драйверы у меня с ноутбука.

Неожиданно на экране появляются фотографии, которые я не хочу, чтобы видели. Например, снимки, где я голый. И вообще мне неловко.

– Ну и подумаешь! – говорит она, словно отвечая на мои мысли.

Знаменитая актриса (я знаю во сне, что эта женщина – знаменитая актриса) жалуется, что не может сдать свои старые машины на утилизацию, на свалку. Говорит, что ее дача превратилась в склад разбитых автомобилей.

Врач сказал, что надо пить 50 граммов водки в день.

Надо купить водки. Но какую водку брать? Не для пьянства же, для здоровья. Мы с моим приятелем Юрой К. стоим у полок супермаркета. Огромный выбор. Ничего не понятно.

В конце концов я достаю снизу, из глубины самой нижней полки – причем оказалось, что там холодильная полка, – ледяную бутылку водки Absolut. Она сразу запотевает. Ах какая прелесть. И вообще это отличная водка. Но потом вижу, что она на смородине. Absolut Curant. Начинается спор, хорошо ли это во врачебных целях или надо искать обычную, чистую водку.

Говорю с кем-то – несколько человек, мы стоим в коридоре какой-то квартиры – о музыке, об опере, о певцах-басах. Говорю, что пластинка Шаляпина меня совсем не впечатлила. Ну, голос, ну, бас. Ну и всё. Мало ли басов я слышал. Не лучше и не хуже. Нет, нет, отличный, прекрасный голос. Но вот того чуда, волшебства, гения, о котором пишут во всех мемуарах, не почувствовал.

На меня смотрят с осуждением. Потом смеются. Кто-то говорит:

– Ну, зато он честный.

Снится, что я пришел в гости к Толе Голубовскому.

Ничего особенного. Реальный поход в гости. Звонок в дверь, здрасте-здрасте, вот бутылка, вот цветочки, большая комната, книжные полки до потолка, накрытый стол, всё очень вкусно, сидим, болтаем, вот и всё.

Потом я во сне вспоминаю, что мы на самом деле должны пойти в гости к Толе Голубовскому.

Просыпаюсь, смотрю в книжке. Да. На восьмое июня записано. А сегодня только третье.

< Но никаких чудес и предвидений. Потому что мы и до того несколько раз у него были в гостях. И я прекрасно помню, как у него всё там выглядит. >

Катаюсь с горки на санках, на даче, там такой отличный спуск с берега к реке, всегда ребята катаются, а я никогда не катался, но вот тоже решил попробовать, на старости лет.

Сажусь на саночки, такие вот с пестрыми деревянными рейками и алюминиевой спинкой, едва умещаюсь, боюсь эту спинку погнуть, но ничего, вроде нормально.

Беру в руки веревку, натягиваю ее, отталкиваюсь ногой и – вжжихх! – понесся вниз, подпрыгивая, мимо черных замерзших кустов, прямо к реке. Ветер, снег, отлично.

Остановился, слез – смотрю, куда-то не туда приехал.

Совершенно незнакомый вид. Дома на горке стоят – не было там никаких домов.

Однако беру санки за веревочку, тащусь вверх. Иду по аккуратному нерусскому городку. Весь в снегу, на веревочке санки тащу.

Какой-то дядя в шапке с помпоном на меня смотрит.

А я как раз сморкаюсь в два пальца. Потому что лень за платком лезть в карман брюк – я в какой-то длинной тяжелой куртке. Дядя осуждающе качает головой и говорит:

– Ai-ai-ai! – Именно так, не по-русски айайайкает.

Вспоминаю, что у меня был точно такой случай. Высморкался на пустой улице городка Мариенхамн, на Аландских островах, и только высморкался, как из арки вышел толстый строгий швед, покачал головой и сказал «Ai-ai-ai».

Ага. Значит, я на Аланды угодил? Оглядываюсь. Нет, совсем не похоже.

Иду дальше. Санки громко скребут по булыжной мостовой.

И вообще лето.

Улица Грановского, где я жил в детстве.

Фонтанчик, который не работал. Мы вокруг играли.

Строили из песка какие-то гаражи. Играли в воинскую часть, и вот у нас были гаражи для танков.

Лена Щербакова жила на третьем, кажется, этаже. Она была красивая девочка, всем нравилась. Учила мальчиков целоваться.

Вот она высунулась из окна и что-то кричит. Рукой машет. Мы головы задрали, стали ей отвечать. На минутку оставили игру.

И я нечаянно раздавил гараж. И танки внутри, из спичечных коробок.

Ребята на меня обиделись.

А я – на Лену Щербакову. Потому что это из-за нее.

Еду в метро. Напротив меня сидит женщина в бежевом.

Я вижу, что она очень боится мужчину, который сидит рядом. Он, кстати, со спутницей. Но все время наваливается на женщину в бежевом, а потом сваливается на пол и бегает-ползает по вагону на четвереньках.

Женщина в бежевом смотрит на меня растерянно.