Больница неизлечимо помешанных - Томазо Гарцони

[12] Таковы безумцы конченые, или чудаковатые и странные, как мы показали; пред их палатой в Больнице выставлено изображение Вулкана,[377] хромого и колченогого, как сами они — колчемозгие, а посему мы подобающим образом препоручаем их богу, с ними схожему, в следующей молитве.

Молитва к богу Вулкану

за безумцев чудаковатых, странных, повредившихся умом, или конченых сумасшедших

[1] Молим тебя, о великий кузнец небесный, служитель этнейского пламени, нареченный Мулькибером, поскольку ты размягчаешь железо, Вулканом, поскольку ты даешь твоим огням быстро взлетать ввысь, Киллоподием, поскольку ты, упав с небес, по несчастью остался хром, Лемнием, поскольку, сброшенный матерью с небес, ты упал на Лемносе, где был вскормлен Евримоной и Фетидой[378] или же обезьянами (тебе лучше знать), чтобы ради сострадания, выказанного при твоем злосчастье, ты сострадательно помог этим твоим братьям, хромым не на ноги, а, как видишь, на голову; и как ты закаляешь Юпитеровы дроты, как снизал сеть, чтобы поймать Венеру и Марса, как изготовил ожерелье Гермионы,[379] как создал венец Ариадны, как выковал колесницу Солнца, как твоими руками в кузнице Киклопов было создано оружие Ахилла и Энея, как создал ты шлем Мамбрина, Дуриндану Роланда, Фусберту Ринальда, волшебное оружье Мандрикарда, доспех Аргалия,[380] так закали и мозги этих людей, чтобы они, торжествуя, могли повесить в твоей мастерской огромную мозговую колбасу по-ломбардски,[381] во знаменье, что мозг их отлажен и благодаря тебе обрел подобающую закалку.

Рассуждение XXI

О помешанных шутах[382]

[1] Побаски, болтовня, присказки, не скажу остроумно, но шутовски выраженные, вместе с поступками, жестами, действиями определяют тот род помешанных, что зовется у нас помешанными шутами, намерение коих состоит лишь в том, чтобы дать миру развлечение и забаву, так как их умственное расположение — сверх меры жизнерадостное и под его влиянием они говорят и выделывают тысячу шутовских штук каждый день на людях, как тот Клисоф, парасит Филиппа, царя Македонского, упоминаемый Линкеем Самосским в его «Записках», который, видя, что его хозяину случилось сломать ногу, начал хромать, как тот, и шутовски заводил глаза, кривил рот и скалил зубы, когда ел что-нибудь кислое, усердно подражая во всем, как обезьяна, своему повелителю.[383]

[2] О Харисофе, шуте тирана Дионисия, у Гегесандра написано, что всякий раз, как видел, что его хозяин в сторонке смеется с каким-нибудь бароном или вельможей, он тоже смеялся с великим удовольствием, так что однажды Дионисий, приметив шута, спросил, отчего он смеется, на что тот отвечал: «Я смеюсь по той причине, что догадываюсь, что вещи, о коих вы говорите, достойны смеха, коли вы так над ними смеетесь».[384]

[3] Но прежде всего Марк Варрон и Гальба упоминают одного подлейшего тарентинского шута, по имени Ринтон, который был таков, как в наши дни Ческо,[385] ибо во всяком деле, даже важном и нешуточном, всегда держал наготове шутовскую выходку, которая была для него прямо как мать или сестра. Схожим образом Сосикрат в первой книге о критских делах приписывает жителям Феста, как неотъемлемую черту, шутовство, ибо они сызмальства упражняются в метких и неизбитых высказываниях, дабы утончить свое остроумие, сильно усовершаемое таким занятием.[386]

[4] В древние времена славились шуты Мандиогенид и Стратон афинянин,[387] как свидетельствует македонянин Гипполох в послании, написанном Линкею, а также Каллимедонт, Краб, Диний и Менедем, которым, как рассказывает Телефан в книге «О городе», писал Филипп, царь Македонии, ради их шутовских изречений, доставлявших ему высочайшее удовольствие.[388] [5] Среди прочих Дионисий Синопский, комический поэт, восхваляет Кесиодора, а поэт Феогнет в своем «Поклоннике» — Панталеонта.[389]

[6] Таковы были те, кто отирался при дворах князей и вельмож, обыкновенно весьма наслаждающихся сим родом помешанных, как иной раз наслаждался ими Филипп, царь Македонии, пославший, согласно Афинею в четырнадцатой книге его «Гимнософистов», талант золота упомянутым шутам за их остроты.[390] [7] Деметрий Полиоркет, как пишет Филарх в шестой книге своей «Истории», питал такую приязнь к шутам, что часа не было, чтобы он отослал их от себя.[391] [8] Подобное пишет Геродот об Амасиме, царе Египетском, более любившем общество шутов, чем добродетельных и мудрых[392]. [9] Но вот пример великий: Никострат в двадцать седьмой книге своей «Истории» приписывает такое же пристрастие римлянину Сулле, в остальном весьма серьезному и суровому в своих делах.[393] [10] Во времена недавние замечательнейшим шутом был Гонелла, а также Карафулла, а еще ближе к нам — падуанец Боккафреска,[394] которому, я полагаю, не обретается в шутовстве равного, а тем паче — лучшего; тем остроумней являл он себя в шутовстве, что, сам никогда не смеясь, заставлял всех смеяться; он был не как тиринфяне, прославленные Феофрастом, которые, уродившись шутами, однажды сообща обратились к Дельфийскому оракулу, чтобы узнать, можно ли им избавиться от этого рода помешательства, оракул же отвечал им, что можно, если им достанет выдержки принести в жертву Нептуну, морскому богу, быка, при этом не засмеявшись, но они, не умев сего исполнить, остались в прежнем состоянии шутовства.[395] [11] Шуты, по крайности, тем полезны, что веселят людей и изгоняют меланхолию у них из сердца, и они не едят хлеб в лукавстве, как льстецы, от которых ничего не бывает, кроме вреда и стыда.

[12] Эти безумцы пред своей палатой в Больнице воздвигли изображение бога Фабулана[396] как своего друга, так что неудивительно, если ему, как покровителю этих баснословящих (fabulosi) балагуров, должным и приличным образом мы препоручим оных в следующей молитве.

Молитва к богу Фабулану

за помешанных шутов

[1] Эти люди, о баснословящий бог, подлинные гнатоны,[397] друзья и причастники твоего имени во всю свою жизнь, так как они не хранят в сердце и не носят на языке ничего, кроме побасок и присказок, кои от тебя происходят и, насажденные в них, так укореняются, что эти люди являют себя детьми и истою отраслью великого бога Фабулана; посему прилично твоему божеству, славному у царя вселенной, позаботиться о твоих дорогих друзьях и почитать их тебе препорученными, так чтоб они уразумели, что без тебя не молвили бы ничего сколько-нибудь остроумного и любезного. [2] Итак, окажи им подобающее покровительство и поступай так, чтобы к твоему алтарю, что в Тиринфе,[398] они могли принести