Религиозный сионизм. История и идеология - Дов Шварц

class="p1">Религиозные сионисты принимали активное участие в реабилитации выживших в лагерях для перемещенных лиц, для которых беды еще не закончились. Многие пытались добраться до Эрец-Исраэль, их отлавливали представители британских властей, сажали в лагерь Атлит или – начиная с августа 1946 года – отправляли на Кипр. Со слов свидетелей известно, что в лагерях на Кипре религиозные сионисты организовали борьбу, поскольку квоты на питание и работу в лагерях распределялись в соответствии с политическим весом той или иной партии в ишуве[109].

Идеологические отклики в Эрец-Исраэль: Шломо Залман Шрагай

Публицистика Шломо Залмана Шрагая, посвященная событиям 1940–1945 годов, позволяет проследить реакцию религиозных сионистов на холокост по мере их развития. На раннем этапе он писал о бедах еврейского народа в классическом ключе, напоминая, что по ходу любой войны евреи неизменно оказывались между Сциллой и Харибдой (обвинения в неблагонадежности, физической слабости и пр.). Масштабы трагедии пока еще оставались неясны. Для Шрагая Вторая мировая война была проявлением современного идолопоклонства; он воспринимал ее как войну лидеров. Гитлер и Сталин являлись идолами, которым приносятся «кровавые жертвы» в лице погибших [Shragai 1959: 156]. Преследование евреев связано с тем, что их вера обнажает ложность идолопоклонства. Исходя из этого, Шрагай в самом начале сделал вывод: это не война последних дней, поскольку она несет евреям страдания и гонения. Он игнорировал многочисленные источники, в которых избавление связывалось со страданиями еврейского народа и с его поражением перед окончательной победой; в источниках это описывалось как эпоха Мессии, сына Иосифа. Шрагай же анализировал сложившуюся ситуацию с позиций религиозного сионизма: единственным положительным аспектом кровопролитной войны является то, что она толкает еврейский народ на поиски избавления («алия, завоевание и строительство»)[110], ибо у него нет надежды, что другие нации мира сделают это для него:

Наши деяния приблизят нас к Богу. Это наш единственный и непререкаемый ответ на грехи, совершаемые против нас человечеством. Это единственный и непререкаемый ответ, который способен вызвать разочарование у человечества в ответ на многочисленные разочарования, которые оно вызвало у тех из нас, кто решился ему довериться. Помимо прочего, это станет нашей местью за капризы человечества [Shragai 1959: 165].

Тем самым Шрагай, по сути, истолковывал войну в чисто религиозном ключе (вера, ересь, мессианство) – и такое объяснение позволяло ему провести аналогию: среди евреев тоже преобладает идолопоклонство, и проявляется оно в массовом отложении от веры. Это – дополнительная стадия в телеологической трактовке войны: война является божественным деянием, цель которого – сокрушить идолопоклонство и спасти народ Израиля. В мае 1942 года Шрагай писал, что гитлеризм надлежит рассматривать через призму упорствующего антисемитизма. Гитлер – это «дежурный» злодей, посланный Богом, чтобы остановить ассимиляцию и подтолкнуть евреев к возвращению в родную землю: он напоминает представителям избранного народа, «откуда они вышли и куда должны вернуться» [Shragai 1959: 201].

В феврале 1943 года, когда в ишуве начали осознавать масштабы холокоста, Шрагай на короткий период понял, что все объяснения, предлагаемые классиками еврейской мысли, потерпели крах. Видя пассивную реакцию остального мира на холокост, Шрагай признал, что утверждения Иегуды Галеви, рава Кука и прочих, будто еврейский народ находится в сердце мира, более не верны. «У них нет сердца, и мы – не в сердце мира. Сердце их превратилось в камень» [Shragai 1959: 233]. Классическое представление о гармонии между Израилем и народами мира, сформулированное Иегудой Галеви (оболочка и ядро, сердце и органы и пр.), попросту развалилось.

Тем не менее в мае 1943 года Шрагай все еще жаловался на «духовный кризис», распространившийся по миру. К причинам войны он теперь добавил еще одну: развитие науки, благодаря которому человек вообразил себя богом, творцом миров. Эволюция как часть научного прогресса подталкивает к тому, чтобы вести себя по-звериному. Соответственно, действия наций – это результат «духовного кризиса», ущербной идеологии, из чего вытекает следующее: 1) «Истребление Гитлером еврейского народа, к которому он гласно приступил еще до начала войны, является свидетельством духовного кризиса»; 2) «утрата сотен тысяч евреев в России»; 3) британская «политика примирения [в отношении арабов] в этой стране [Эрец-Исраэль] за счет еврейского народа» [Shragai 1959: 185–186]. Шрагай добавлял, что и сами евреи до определенной степени ответственны за этот кризис, поскольку согласились на рассеяние и не перебрались в Эрец-Исраэль.

Итак, Шрагай, что типично, продолжает изъясняться в мессианско-универсальных терминах и возлагать надежды на «божественную искру», каковая есть в каждом человеке, будь то еврей или нееврей. Даже после того, как в Эрец-Исраэль начали распространяться страшные слухи, он продолжал придерживаться универсальной линии, с одной стороны, и телеологического подхода (алия в Эрец-Исраэль) – с другой. Соответственно, его суровые обвинения в адрес Британского мандата только усилились в свете теолого-телеологического восприятия холокоста.

Холокост и мессианство: рабби Цви Иехуда Кук

Глобальные масштабы войны заставили некоторых представителей религиозного сионизма временно отказаться от глубоко укорененных мессианских устремлений. В качестве основного побуждения опять называлась «тихая гавань»: пролитая еврейская кровь взывает к тому, чтобы полностью отмежеваться от нееврейского мира. Как говорил Шрагай, «не будет Мессии и избавления <…> пока еврейский народ не обретет полного и окончательного избавления на своей родине» [Shragai 1959: 174]. Напротив, нужно искать пути возвращения утраченного Мессии. Шрагай быстро оправился от отчаяния, вызванного действиями других народов, и вернулся к идеологическим устоям религиозного сионизма: процесс избавления никогда не прерывался. Тем не менее диссонанс никуда не делся: «Да, избавление – болезненный процесс. Но кровь взывает из земли» [Shragai 1959: 234][111].

Что касается учеников рава Кука, таких как рабби Якоб Харлап и рабби Цви Иехуда Кук (его сын), в их доктринах мессианский пыл не стихал никогда. Харлап видел в уничтожении европейского еврейства предварительную стадию окончательного избавления. Что же касается трактовки холокоста, предложенной Цви Иехудой Куком, то в ней присутствует жесткое и радикальное утверждение позиции религиозного сионизма, которое звучит и в других письменных источниках: концентрационные лагеря и газовые камеры – это проявление божественного плана. Уже в 1945 году, ближе к концу войны, рабби Цви Иехуда Кук писал, что холокост стал божественным шагом к завершению изгнания:

Страшное и бесстыдное уничтожение наших синагог и домов учения в местах нашего рассеяния по ходу этих ужасных лет, в противовес собиранию наших изгнанников и заселению нашей земли, обнажает голую правду: именно длань Господня способствовала нашему исходу из пустыни народов. Уничтожение амалекитянами тысяч и тысяч евреев, вождей и рядовых людей вместе с их свитками Торы положило начало губительному шествию пожара разрушений,