Ты здесь живёшь? - Ульвар Тормоудссон

разделочник. — Вместо того чтобы на своих благодетелей помои лить, ты бы лучше рассказал нашему молокососу, во что вам с папашей обошлось упечь маманю твою покойную в сумасшедший дом в Норвегии. А свихнулась-то она отчего? Вы же ее и довели: ты — тем, что бесперечь шпынял ее, да жизнью своей беспутной, он — тем, что колотил ее да всю дорогу врал. Всё, перерыв кончился.

Первый разделочник ухмыльнулся, а подросток как ни в чем не бывало быстро произнес:

— Мне говорили, в книжке и про нас есть. Верно?

— Не слыхал, — ответил засольщик. — Не думаю.

— А почему бы и не написать про нас? — Первый разделочник продолжал ухмыляться. — О ком только книг не писали!

— Кто станет писать о нас, — возразил третий разделочник. — Парнишке наврали.

— Не знаю, мне так сказали, — настаивал подросток.

— Хватит спорить, — сказал третий разделочник.

— Зря ты уши развесил. Скверное это дело — верить всему, что тебе говорят, вот так-то. Отучайся.

Подросток хмыкнул и принялся за работу. Выдирая печень из рыбины, он раздавил желчный пузырь, и зеленая жидкость брызнула ему в глаз. Однако он не подал виду: разделка шла уже полным ходом, а за разделкой можно думать только о разделке.

V

Вечереет.

Холодный северный ветер. Облака расходятся, проглядывает луна. Резче обозначаются тени. Движение на улицах Города затихает. На лужах корочка льда.

Когда Гисли вышел из мастерской, мимо проезжал на велосипеде Преподобие.

— Вечер добрый, Преподобие, — поздоровался старик. В руках он нес охапку глушителей. — Ветер вроде бы все еще северный.

— Вечер добрый, милый Гисли, — ответил пастор, привстав на педалях. — Брр, да, холодно.

— И это после такой-то осени! Но мы выдюжим. Не сдадимся, как раньше не сдавались.

— Безусловно. — Преподобие не слез с велосипеда. Одной ногой он упирался в, землю, другую не снял с педали.

— Может быть, Преподобию угодно навестить мою супругу? Ей, бедняжке, очень одиноко.

— В другой раз, милый Гисли. Очень тороплюсь.

— Ничего страшного не случится, если заглянешь на минутку. У старухи наверняка кофейник на огне.

— Не сейчас. Никак не могу. Еду на собрание.

— Конечно, конечно. — Гисли опустил глушители на землю. — У вашего брата, начальства, много собраний.

— Да. — Преподобие приготовился ехать дальше. — Мне пора.

— Дело терпит, Преподобие. — Гисли приблизился к пастору. — А что это за собрание такое на ночь глядя? Заседание приходской комиссии?

— Нет. Хотя вполне могло бы быть. Я собираюсь встретиться с Сигюрдюром и с Оулавюром из полиции. Такая, видишь ли, неофициальная встреча.

— Вы с Сигюрдюром по-прежнему друг за дружку держитесь. Что-нибудь стряслось?

— Очень может быть. Однако мне надо двигаться, милый Гисли. Привет жене. Скажи, что на днях загляну.

— Какая-нибудь славная историйка? — спросил старик, преграждая дорогу пастору, который уже совсем собрался катить дальше.

— Так оно и есть. И притом малоприятная. Ну, мне надо поторапливаться.

— А что такое? Расскажи, Преподобие, не таись.

— Нет времени, милый Гисли. Опаздываю.

— Незачем пороть горячку. Что приключилось-то?

— Пожалуй, нет нужды скрывать. Все равно всплывет рано или поздно, как всякая гадость и мерзость. О нас книжку написали.

— Батюшки мои! Но что же тут малоприятного?

— Не скажи, история малоприятная. О нас, жителях Города, там много вранья понаписано. Оскорблений и вранья.

— Ну и ну. Историческая работа?

— Роман.

— Тогда не так страшно. Писатели чего только не сочиняли.

— Верно. Однако шутка ли, когда публично нападают на людей и позорят их.

— Человека нельзя оболгать, ибо в конечном счете правда всегда побеждает. И ты, Преподобие, знаешь это лучше других.

— Конечно. Однако мне надо ехать.

— Ты сказал, что книжка про нас. Мы в ней названы своими настоящими именами?

— Да нет.

— А Город?

— Тоже нет, насколько я знаю.

— А не может быть, что в ней рассказывается про людей из совсем другого города?

— В ней, это точно, говорится про нас и про жизнь в этом городе, в нашем. Лганье, как я сказал.

— Сдается мне, не читал ты этой книжки.

— Не читал. Но надежные люди пересказали мне содержание, отдельные эпизоды, а «Газета» дала недавно понять, что описан в ней наш город, и притом непристойно, а уж она без причин не стала бы писать такое. Ну ладно. Я уже опоздал, милый Гисли, поеду. Мы позже об этом поговорим. С тобой и с твоей женой. Передай ей привет. Будь здоров.

— Будь здоров. — Гисли проводил взглядом пастора, поднял с земли глушители и проворчал: — Судят обо всем, как им в голову взбредет.

Преподобие быстро катил по Главной улице. В кабинет председателя Рыбопромысловой компании он вошел запыхавшись. Там его уже ждали Сигюрдюр Сигюрдарсон и Оулавюр из полиции.

— Извините, — сказал он и закрыл за собою дверь.

Сигюрдюр и Оули не ответили.

— Заговорился со старым Гисли. Никак было от него не отделаться.

Никакого ответа.

— Вы, наверное, уже начали? — спросил он, повесил плащ и шляпу и, потирая руки, направился к низкому столику, за которым в глубоком кресле с высокой спинкой сидел председатель, а на диване полицейский. Оба хранили молчание.

Пастор вопросительно хмыкнул и поочередно взглянул на коллег.

— Садись, — вдруг резко сказал председатель. — На собрания надо приходить вовремя.

— Куда? — спросил Преподобие, пропустив замечание председателя мимо ушей. — Сяду-ка я здесь, — ответил он себе и сел на диван.

— Не обязательно прижиматься ко мне, — заметил полицейский и отодвинулся.

— Ну и настроеньице у вас. — Преподобие откинулся на спинку дивана. — Больше ничего не скажу.

— Разве странно? — спросил полицейский.

— Да нет, пожалуй. Но не надо срывать злость на мне. Я-то вам ничего не сделал.

— Ты опоздал, — сказал полицейский.

— Замолчите, — оборвал их председатель, протянул назад, к письменному столу, правую руку, нащупал книжку и швырнул ее на столик. — Вот, пожалуйста. Та самая книжка.

Преподобие и полицейский, не шевельнувшись, впились взглядом в книжку, словно перед ними стоял ящик фокусника, который вдруг сам по себе может выделывать разные номера.

Немного погодя Преподобие потянулся за ней.

— Не трогай, — приказал председатель. — Книга моя. И никто, кроме меня, ее не прочтет. Никто. Понятно?

— Мне это не нравится, — сказал Преподобие. — Я и не знал, что ты насчет книг прижимист.

— На этот раз будет так.

— Тогда какого черта ты нас собрал? — злобно спросил Оулавюр Полицейский. — Разве она не о нас — так же как о тебе?

— И как мы узнаем, о чем в ней говорится, если не прочитаем ее?

— Попробуйте заказать ее за свой счет в Рейкьявике, — ответил Сигюрдюр Сигюрдарсон. — А эта книга моя, и я ее из рук не выпущу. Точка.

— Тогда я сбегаю к Лалли, в книжный