Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард

Между тем идею соединить сухопутную и морскую операции пытался возродить энергичный кузен императора, принц Наполеон. На совещании 19 июля он вызвался возглавить такую экспедицию вместе с адмиралом де ла Ронсьером в статусе командующего военно-морской частью операции и Трошю – сухопутной. Император отреагировал без особого энтузиазма, дуэт либерально настроенного кузена и орлеаниста Трошю вряд ли понравился бы императрице. Лебёф твердо заявил, что армия не в состоянии предоставить ни одного батальона – это следует осуществлять, если в подобной операции вообще есть необходимость, силами в 12 000 морских пехотинцев, однако министр флота адмирал Риго наотрез отказался предоставить командование своими кораблями принцу Наполеону. Больше этот вопрос не поднимался. Риго продолжил подготовку транспортных средств и подбор морских пехотинцев, пока события 6 августа не заставили его приостановить всю деятельность и вместо этого бросить все имевшиеся в его распоряжении ресурсы на оборону Парижа. Французские эскадры на Балтийском и Северном морях опасливо курсировали вдоль немецкого побережья в попытке поддержать блокаду, пока правительство национальной обороны не отозвало их назад во Францию.

Все же французский флот не бездействовал. Всю войну коммерческая деятельность во Франции процветала, во французских владениях за рубежом царила безмятежность, и статус Франции как колониальной державы ничуть не пострадал. Французское правительство смогло закупить вооружения за границей и свободно импортировать их. Пруссия так и не смогла воспрепятствовать погрузкам на суда военных грузов, направляемых в Брест, Бордо и Марсель в течение второй половины года. Этот урок был учтен старшим поколением немецких моряков. Но для континентальной страны, сцепившейся с тоже континентальным соседом, морской флот был и оставался вспомогательным оружием. Он мог содействовать условиям, при которых война могла быть выиграна, но сам по себе не мог выиграть ее. Франко-германский конфликт предстояло улаживать методами Клаузевица, но не Альфреда Тайера Мэхэна.

В военных кругах Европы, как информированных, так и неинформированных, само собой разумеющимся считалось, что война начнется с удара Франции по Германии, наступлением на север на Пфальц или на восток на Рейн. «Лондон стандарт», представившая 13 июля объемный анализ направлений, по которым мог бы следовать Наполеон III, даже не рассматривала вторжение Пруссии во Францию. «По нашему мнению, не представляется возможным, – заявила газета, – чтобы пруссаки успели подготовиться и взяли бы на себя инициативу», и как указал Фридрих Энгельс в «Пэл-Мэл газетт» от 29 июля, если французы не запланировали наступление, объявление ими войны не имеет смысла. Сами немцы, естественно, ожидали вторжения. Кронпринц опасался, что оно помешает проведению мобилизации в государствах Южной Германии, генерал фон Блюменталь, его начальник штаба, считал, что удар может быть нанесен по нескольким направлениям и направление главного удара будет избрано севернее, на Майнц. Король Пруссии полагал, что нет необходимости запасаться картами Франции на начальном этапе кампании. Сам Мольтке придерживался мнения, что передислокация французских частей к границе даже еще до поступления в войска резервистов дает основания предположить, что Наполеон III рассматривал возможность нанесения упреждающего удара этими силами численностью в 150 000 человек, которых он имел под рукой, и перспективы явно не беспокоили его. Этим силам необходима была подготовка продолжительностью как минимум шесть дней до пересечения границы, и еще восемь дней ушло бы на сражения с прусскими войсками прикрытия в долине Саара и на выход к Рейну. К тому времени Мольтке сосредоточил бы 170 000 человек и к 5 августа смог противопоставить агрессору силы, вдвое его превосходящие по численности. Каждый день промедления склонял чашу весов в пользу немцев, и к началу августа, поскольку поезда со всех концов Германии непрерывным потоком устремлялись к Рейну, Мольтке даже не верилось в подобную удачу. Он не раз выражал свое удивление правительством, объявившим войну за две недели до готовности к ней. Кронпринц писал, пока его армия беспрепятственно сосредотачивалась за рекой Лаутер: «Вполне может случиться и так, что невзирая на бряцание оружием французами и все наши приготовления к внезапному нападению выступить в роли агрессора выпадет нам. Кто бы мог подумать?»

Когда Лебёф 24 июля отправился в Мец, он не сомневался, что такое наступление возможно. Механизм мобилизации был запущен, проблемы, неизбежно возникающие в связи с этим, отчасти были быстро решены, а если решить их не удавалось, Лебёф был уверен, что его подчиненные проявят смекалку и выйдут из положения, как это имело место 11 годами ранее при подготовке армии к вторжению в Италию. Но ситуация, с которой он столкнулся в Меце, расстроила его. Ни на железнодорожных станциях, ни на складах не хватало личного состава для осуществления огромного количества поставок: боеприпасов, провианта, доставляемых по железной дороге. Грузы просто складывались на грунт вокруг станции, а ведь где-то они срочно требовались, но оставались неосмотренными, неинвентаризированными, и в конечном счете о них просто забывали, включая миллионы патронов для винтовок Шаспо, которыми французам так и не пришлось стрелять. Но если склады стремительно заполнялись, то вот с личным составом дело обстояло по-другому. К 28 июля, то есть на 14-й день мобилизации, Лебёф рассчитывал, что его армия численностью в 385 000 человек будет стоять у Рейна. Но численность на тот день не превышала 202 448 человек. К 31 июля общая численность сил все еще составляла 238 188 человек, и поскольку ни 6-й корпус в Шалоне (33 701 человек), ни значительная часть 7-го корпуса в Бельфоре (20 341 человек) так и не были готовы к началу операций, в распоряжении Лебёфа было менее 200 000 человек. Наступать с ними было бы просто неблагоразумно, а то и вообще невозможно, но при условии умно организованной обороны все же можно было рассчитывать на успех.

Тем не менее дневной приказ Наполеона III, изданный сразу по его прибытии для принятия на себя командования войсками 28 июля, казалось, подтверждал предполагаемое всеми наступление. «Что бы нас ни ожидало, мы перейдем границу, – писал он, – мы пройдем славный путь наших отцов. И будем достойными их. Вся Франция думает о вас, страстно молится за вас, к вам прикованы взоры всего мира. Наш успех решает судьбу свободы и цивилизации».

Сомнения относительно осуществимости наступления, однако, усиливались. Сведения, полученные разведкой о состоянии немецких войск, были весьма отрывочны, впрочем, как и следовало ожидать ввиду полного отсутствия организации по сбору сведений о противнике. Общее впечатление было достаточно объективным – скопление неприятельских войск в районе Майнц – Трир – Кобленц с частями, продвигающимися к рубежу рек Саар и Лаутер. Но были данные и о значительных силах в Шварцвальде, и, что еще любопытнее, поступали донесения о том, что северная армия генерала Фогеля фон Фалькенштейна угрожает левому флангу французов. 26 июля Фроссар сообщил о перемещении 60 000 солдат немецких войск от Кёльна к Саару. Лебёф прокомментировал: «Не принимая этот отчет как бесспорный, считаю необходимым как можно скорее начать наступление». Но в то же время он признавал, что пока что подобное наступление не рассматривается: «Наши намерения скованы отсутствием подготовки, и мы теряем драгоценное время в малозначительных операциях». И хотя вопрос о необходимости наступления дебатов не возникал, высокопоставленные офицеры французской армии уделяли крайне мало внимания тактическим проблемам, с ним связанным. «Что касается наступления, – писал Фроссар Базену 27 июля, – мы пока что не располагаем соответствующими директивами, поэтому не можем сказать заранее, в каком конкретном направлении выступим». План отсутствовал, после событий 1859 года повсеместно преобладало нежелание наступать без плана, никто и пальцем не шевельнул, пока 28 июля Наполеон III не прибыл лично в Мец вместе с сыном для принятия на себя командования войсками.