17 потерянных - Нова Рен Сума

Прошло несколько лет. Восемь. Никаких тебе больше пожаров, никаких писем и телефонных звонков. Мы с мамой продолжали жить в домике, потому что Берки ни разу не подняли плату за проживание. Они не стали брать новых приемных детей. Я выросла и больше не нуждалась в бебиситтерах. Перешла в одиннадцатый класс в той же самой школе, где некогда училась Фиона Берк, и покрасила волосы в черный цвет – в точно такой же, какой был у нее до того, как она покрасилась в огненно-красный. Мне исполнилось семнадцать. И тут пропавшая девушка по имени Эбби Синклер вызвала к жизни призрак Фионы Берк, здесь, в Пайнклиффе. И это разбудило и многих других.

В то самое время я почувствовала первый надлом в себе; трещина сначала была маленькой и имела одно-единственное имя, а потом ее стали расширять и расшатывать другие имена, и я в изумлении наблюдала за этим.

Если я захочу сосчитать всех девушек, сбежавших из дома в возрасте семнадцати лет, начиная с тех, кто жил по соседству, а потом охватывая все большую площадь Восточного побережья, затем добавлю сюда девушек, чья судьба оказалась куда более зловещей – они уехали не добровольно, но их тела все еще не найдены, – то окажусь ни с чем. Девушек окажется слишком много.

И это ужасает меня.

Чтобы распознать такую девушку, мне нужно почувствовать ее. Иногда что-то заставляет меня зависнуть на определенной странице интернета или библиотечного микрофильма. В ушах у меня начинает шуметь, к сонму голосов прибавляется один новый, прежде незнакомый. Одновременно под сердцем начинает теплеть, потом жар становится невыносимым, и мне приходится снимать подвеску, иначе я получу ожог и на моей коже останется кривой, почти круглый след от нее. Углы комнаты заполнят тени; у них есть руки и ноги и открытые рты. Лопатки, локти, коленки. Когда я обнаруживаю новенькую, они все выгибают свои шеи, пытаясь разглядеть, кто же это.

Так я нашла Натали Монтесано, 17 лет, из Эджехейвена, штат Вермонт, пропавшую семь лет тому назад. Или, правильнее сказать, это она нашла меня.

«3 января 2006 года – ЭДЖЕХЕЙВЕН – сильный снегопад, случившийся в пятницу, обернулся в субботу ледяным штормом, что стало причиной опасного состояния высокогорных дорог. Сообщается о масштабных отключениях электричества в этом районе. Вдобавок ко всему, в связи с автомобильной аварией на Плато-роуд поздно вечером в субботу пришло известие о пропаже семнадцатилетней ученицы выпускного класса школы Эджехейвен-сентрал.

По словам свидетелей, девушка ехала на пассажирском сиденье в автомобиле, налетевшем на дорожное ограждение, но среди потерпевших ее не обнаружили. «Мы очень надеемся, что кто-то объявился рядом с машиной и вытащил ее оттуда. Но она не зарегистрирована ни в одной местной больнице, и ее семье ничего о ней неизвестно», – сказал шериф Арнольд Ф. Уаймс в сделанном в понедельник заявлении. «Если она отправилась куда-то в одиночку, то вряд ли справилась с погодными условиями». Поиски продолжаются.

Мы обращаемся ко всем с просьбой поделиться любой информацией о пропавшей девушке с полицейским отделением Эджехейвена. Движение на север по Плато-роуд открыто только для автомобилей экстренных служб до дальнейших распоряжений».

Новая девушка, Натали, унаследовала у своей матери глаза. Они были бледнее обычных глаз и казались покрытыми толстым слоем льда, и только если раздробить его, можно обнаружить человека, которому они принадлежат – дрожащей подо льдом девушке.

Глаза у нее были точь-в-точь материны, а мать ее была приговорена к двум пожизненным заключениям и отбывала их в женском исправительном заведении в четырех часах езды отсюда и никогда из этого заведения не выйдет. Не в этой жизни.

Натали ни разу не приезжала в тюрьму, чтобы взглянуть в холодные глаза женщины, ответственной за ее появление на свет. Даже при условии, что они находились бы за стеной дымчатого стекла, укрепленного металлическими прутьями, Натали боялась, что эта встреча принесет ей знание о будущем, которого она не желала знать. Яблоко от яблони… вечно говорят люди. Они полагаются на свой опыт, но лучше бы им позадавать вопросы, потому что внешность бывает обманчивой. И глаза тоже.

Впервые я увидела глаза Натали холодным январским утром, пытаясь расчесать крысиное гнездо моих волос. Был первый день нового семестра, и мне надо было идти в школу.

Я смотрелась в зеркало, стараясь запустить в голову расческу и выдернуть из нее спутанные прядки, но клубки волос цеплялись за зубья расчески, и чем ожесточеннее я пыталась справиться с волосами, тем сильнее они запутывались.

Ночью мне опять приснился мой повторяющийся сон. Фионы Берк в нем не было. Эбби я тоже не видела. Но в задымленном доме со мной был кто-то еще, наверху лестницы, за углом, тень, отделившаяся от других теней, вытягивающая вперед подзывающую к себе руку.

Я проснулась в собственной кровати в таком состоянии, будто провела ночь, продираясь через заросли на берегу, – моя одежда была насквозь мокрой, мышцы болели, волосы спутались от пота – хотя сам по себе сон был очень сухим. Сухим и жарким, казалось, где-то по-прежнему полыхает огонь.

Я бросила последний взгляд в зеркало на мои всклокоченные волосы и решила, что надо все-таки что-то с ними сделать. Не вынимая из них расчески, я нашла ножницы, хорошие, сделанные не для того, чтобы кромсать бумагу, и начала стричь волосы вокруг расчески, оставляя более короткие концы, чем намеревалась, а затем делала их еще короче. Получалось у меня криво. Стрижка была непрофессиональной, рискованной и сделала мои глаза более выразительными.

И еще чьи-то.

Я вздрогнула. В зеркале отражалось чужое лицо. Ее лицо светилось, как полная луна.

Я увидела нос – короче, чем мой, более густые и выгнутые брови, чем мои, прямую линию рта и глаза, главным образом глаза, блеклые, выводящие из душевного равновесия и абсолютно узнаваемые по фотографии, найденной мной в газете. Глаза были такими холодными, что могли перерезать горло тому, кто в них посмотрит.

Моя рука, державшая ножницы, разжалась, и мы смотрели, как они падают в раковину, девушка и я. Они раскрылись, и рот тоже – мой рот, прячущийся за ртом девушки, а потом раздался звук, напугавший нас обеих.

Наверное, я закричала, потому что в дверях показалась мама: на одной ноге у нее были черные колготки, а другая их половина свисала с бедра, словно скукоженная третья нога. На маме была обычная рубашка, призванная скрыть ее татуировки, но сейчас пуговицы расстегнулись и виднелась безупречно гладкая кожа груди. На груди татуировок не было, и потому она казалась более обнаженной, чем другие части ее тела.

Она быстро застегнула рубашку и сказала:

– Ты доведешь меня до инфаркта, Лорен! Я думала, ты поскользнулась в ванной.

Я помотала головой и подождала, когда она заметит в зеркале ее лицо. Лицо Натали.