Зубы дракона - Майкл Крайтон

Барон Кювье признал свою ошибку и задался вопросом: «Не имеем ли мы здесь дело с новым животным, травоядной рептилией… или животным другого времени?»

Одна за другой были извлечены из земли другие окаменелые рептилии: Hylaeosaurus[36] в 1832 году, Macrodontophion[37] – в 1834 году, Thecodontosaurus[38] и Paleosaurus[39] – в 1836 году; Plateosaurus[40] – в 1837 году.

С каждым новым открытием росло подозрение, что кости представляют целую группу рептилий, которые уже исчезли с лица земли. В конце концов в 1841 году еще один врач и анатом, Ричард Оуэн, предложил назвать всю группу динозаврами, то есть «ужасными ящерами».

Это понятие получило настолько широкое одобрение, что в 1854 году в Хрустальном дворце в Сиденхеме[41] были представлены реконструированные динозавры в полный рост; они привлекли большое внимание публики. (Оуэн, которого королева Виктория за его достижения пожаловала рыцарским званием, позже стал ожесточенным противником Дарвина и доктрины эволюции.)

К 1870 году охота за динозаврами сосредоточилась вместо Европы в Северной Америке. Начиная с 1850-х годов было признано, что на американском Западе есть большое количество окаменелостей, но до завершения строительства Трансконтинентальной железной дороги в 1869 году извлекать эти гигантские кости было крайне неудобно.

На следующий год Коп и Марш начали свое неистовое соперничество в деле добывания окаменелостей в том новом регионе. Они взялись за труд со всей безжалостностью Карнеги или Рокфеллера. Отчасти эта напористость – новая для научных изысканий – отражала ценности, преобладавшие в тогдашнюю эпоху, а отчасти проистекала из осознания факта, что динозавры перестали быть непостижимыми. Коп и Марш в точности знали, чем занимаются: они открывали целый мир великого царства исчезнувших рептилий. Они творили историю науки.

И они знали, что слава и честь выпадет на долю того, кто откроет и опишет большее количество видов.

Эти двое были поглощены своими поисками.

«Охота за костями, – писал Джонсон, – имеет особую притягательность, не похожую на притягательность охоты за золотом. Никто никогда не знает, что он найдет, и возможные открытия, ожидающие человека, подстегивают поиски».

И они действительно совершали открытия. Пока остальные копали на склоне утеса, Коп работал на участке внизу, зарисовывая, делая заметки и классифицируя. Он настаивал на том, чтобы студенты дотошно записывали, как именно найденные кости были расположены по отношению к другим.

Чтобы разрыхлить камень, в ход шли лопаты и кирки, после уступавшие место инструментам поменьше, казавшимся довольно простыми: молотку, зубилу, кайлу и кисти. Несмотря на нетерпение студентов, им сперва пришлось научиться множеству специальных приемов: для работы с камнем они научились выбирать один из трех молотков разного веса с широкими головками, одно из четырех зубил разной ширины (вывезенных из Германии, объяснил Коп, из-за качества их стали), один из двух стальных резцов разных размеров. Чтобы смахивать грязь и пыль, они познакомились с ассортиментом жестких кистей.

– Мы забрались слишком далеко, чтобы работать неправильно, – сказал Коп. – К тому же окаменелости не всегда легко поддаются.

Человек не просто выбивает окаменелую кость из скалы, объяснил он. Человек изучает положение окаменелости, в случае необходимости простукивает камень зубилом и только изредка энергично бьет молотком. Чтобы найти трудно различимую границу между костью и камнем, нужно разглядеть разницу в их цвете.

– Иногда помогает просто плюнуть на нее, – говорил Коп. – Влага усиливает контраст.

– Я очень быстро умру от жажды, – пробормотал Джордж Мортон.

– Не только смотри́те на то, что делаете, – наставлял Коп. – Еще и слушайте. Слушайте, какой звук издает зубило, ударяя о камень. Чем выше тон, тем крепче камень.

Он также продемонстрировал, как в зависимости от наклона скалы принять правильную позу, чтобы извлечь окаменелости. Они работали, лежа на животе, стоя на коленях, сидя на корточках, а иногда – выпрямившись во весь рост.

Когда поверхность скалы была особенно крутой, в нее вбивали колья и страховались веревками. Им пришлось понять, как солнечные лучи, падая под определенным углом, освещают не только поверхность камня, но и его трещины и неожиданные глубины.

Джонсон поймал себя на воспоминаниях о том, как сложно было научиться фотографировать. Извлекать окаменелости из хватки камня, не повредив их, было куда труднее.

Коп показал им, как размещать инструменты под рукой, чтобы работать как можно эффективнее, потому что в течение дня каждый студент откладывал молоток и зубило и брался за кисть, а потом снова – за молоток и зубило во всевозможных комбинациях сотни раз. Левши держали зубила у правой руки, а кисти – слева.

– Эта работа утомительнее, чем вы ожидаете, – сказал Коп.

Так и было.

– У меня болят пальцы, болят запястья, болят плечи, колени и ступни тоже болят, – сказал Джордж Мортон спустя первые несколько дней.

– Уж лучше у тебя, чем у меня, – ответил Каравай.

Когда кости спускали в лагерь, Коп раскладывал их для контраста на темном шерстяном одеяле и пристально смотрел на них, пока не замечал, как они связаны друг с другом.

В конце июля он объявил о новом утконосом Hadrosaurus, неделей позже – о летающей рептилии. А потом, в августе, они нашли Titanosaurus[42] и, наконец, зубы Champsosaurus[43].