Сеть Сирано - Наталья Потёмина

Как это у нормальных людей бывает? Без надрыва, без страдания, без боли. Любовь — это такое высокое, такое бесконечно светлое чувство, которое поднимает на своих просторных комфортабельных крыльях всех желающих и несет, и несет, и несет! Внизу только горы и долины, вверху розовый эфир, в середине — мы, как в прорубе колыхаемся. И так-то нам хорошо, так-то нам привольно, так-то мы довольны собой и окружающим миром, что все у нас в полном и окончательном шоколаде, мармеладе, зефире и клубничном варенье со смаком, смыком и тайным смыслом.

Как бы нам ненормальным на голову девушкам добраться до этого тайного смысла, как бы нам его разгадать, разведать, пронюхать? Научиться, в конце концов, относиться к жизни неглубоко, несерьезно, немножечко вскользь и над? Как бы отстранено, не затрачиваясь, вид сбоку или сверху, или даже снизу, но чтоб не задело, не затронуло, не повело крышу набекрень, сохранило для будущих поколений ум, память, легкомыслие и это невесомое парящие состояние души, которое можно унаследовать только на генном, нам все еще малопонятном уровне. Да и как могут какие-то хромосомы, клетки, и другие инфузории-туфельки отвечать за мое мировоззрение, физическое состояние, душевный комфорт?

Химия, говорите, биология, генная инженерия. Собачья чушь, фуфло, сказочки для бедных. Все гораздо сложнее и проще одновременно.

Говорят, что за все время существования человечества умерло ровно столько людей, сколько сейчас живут на планете и где-то даже здравствуют. Какой из этой простой арифметики можно сделать вывод? А простой. Мертвых душ не бывает, бывают только мертвые тела. А души отделяются от этих тел и переселяются в другие оболочки, чтобы продолжать до бесконечности свою долгую вечную жизнь. Следовательно, такие серьезные на первый взгляд вещи, как наследственность, преемственность, родство для конкретного индивидуума мало, что значат. Если одному брату досталась душа Моцарта, а другому Сольери, разве смогут какие-то дурацкие гены хоть что-то изменить? Пусть, скажем, Моцарту, судя по хромосомам, положена долгая и здоровая жизнь, а Сольери унаследовал рак или цирроз печени, угадайте с полпинка, кто из них дольше протянет?

Другие здесь заложены механизмы, другие возможности. Хотя, по поводу возможностей, очень сомневаюсь. Что бог мне даст, то и будет. А что не даст, то, соответственно, мимо меня пролетит. И уже пролетает. Чувствую!

Слова в моей голове сбились в кучу, рассыпались на буквы, перемешались и снова начали обретать стандартные формы, подчиняясь непонятно откуда возникшему ритму и рифме: я фанерой лечу над Парижем, ты все дальше, я все выше… Подо мною московские крыши, надо мною летят облака… Город за ночь любовью весь выжат, город слабый, еле дышит. И неважно кому стал ты ближе, стала я от тебя далека…

Почему действительно так? Почему все рухнуло, а мне это неважно, я спокойна, как утреннее небо? А ведь только вчера, я носилась веником по Москве, с целью найти себе угол, в который можно было упереться рогом и никого не видеть. Причем, никогда. Рог, а вернее, рога, чего-чего, а этого добра у меня довольно, застрянет, то есть застрянут, навечно в кирпичной кладке, и я за компанию с ними отброшу концы, точнее, копыта, и останется от меня одна усохшая, зато хорошо сохраненная мумия на радость будущим жадным до старины поколениям. Вот так, предки, блин, умирали мы от любви! Завидуйте и удивляйтесь. Вам это не дано.

Хотя почему не дано? Если верить моей же стройной гипотезе, наши будущие поколения — это те же мы. Но, наверное, все-таки повзрослевшие, возмужавшие, набравшиеся опыта и умеющие оградить себя от последствий буйного помешательства, которое в нашем непросвещенном веке все еще называют любовью.

Когда, наконец, наступит то благословенное время, когда люди, как шустрые мотыльки, будут легко спариваться и еще более легко расставаться, перелетать с цветка на цветок без сожаления, без боли, без вранья? Вспорхнуть так белой бабочкой, в белом платьице, в белом веночке над черными жизненным обстоятельствами, плюнуть на них с высоты своей непогрешимости и забыть. И забыться, и не вспоминать…

А я? А я так смогу? Я так сумею? А чем я хуже тех счастливчиков, вскарабкавшихся на ту поднебесную высоту, с которой такие понятия, как вера, надежда, любовь кажутся маленькими, ничего не значащими козявочками, которые никоим образом не могут повлиять на нашу неприхотливую, самодостаточную и лучезарную во всех отношениях жизнь?

Я так смогу?

По крайней мере, я буду стараться. Уже с завтрашнего дня. Вернее, сегодняшнего. Утро! Завтра наступит утро! Ура! Все черные мысли побоку. Как встану! Как побегу мыть окна! Или, все-таки, не мыть? Или лучше занять руки делом, чтоб отступила голова? Чтоб отлетела на фиг, не заморачивалась? Вымыть окна, чтобы жизнь стала светлей. Или дождаться первых весенних дождей, чтоб они сами сделали эту черную работу? Мыть, черт возьми, или не мыть? Это, я вам скажу, вопрос. Но главное, что я свободна в своем выборе.

Я, наконец, свободна.

Утром тетка по обыкновению сидела за компьютером. Привычка просмотра пришедших за ночь сообщений стала превращаться у нее в настоящий ритуал. Кто-кто в теремочке живет? Ага. Некто Барабанщик.

Барабанщик — Джоанне 0 часов, 39 минут:

— Жду сучку — на случку. 300 долларов.

Тетку как будто по лицу ударили. Она так резко отпрянула от экрана, что кресло, на котором она сидела, откатилось в сторону метра на полтора.

А что удивительного? Когда-нибудь это должно было произойти. Тем более, что предложения такого плана и раньше имели место быть. Приезжай ко мне, девочка, приезжай хорошая, ни на минуту не пожалеешь. На что тетка вежливо отвечала, что без мороженого, катанья на трамвае и стакана бормотухи в розлив она на такое не согласная. Дальше шло бурное обсуждение всех трех пунктов, во время которого тетка капризничала, выдвигала новые требования, согласовывала маршрут, конечный пункт прибытия, срок пребывания, условия размещения, количество комнат, цвета постельного белья и прочая. После чего совершенно беззлобно посылала своего на все готового корреспондента на хутор бабочек ловить.

В этот раз была совсем иная ситуация. С таким мерзким, хамским, откровенно оскорбительным тоном тетка сталкивалась впервые. Конечно, можно было бы ответить так, чтобы ему впредь было неповадно. Можно было взять и просто размазать этого урода по стене, вспомнив между делом его мать, сестру и дочь от первого брака. Сидит весь такой красивый в куче мягких игрушек, зубами поблескивает, усами шевелит. А что? Триста долларов неплохие деньги. А потом, все обоюдно. Ты — мне, я — тебе. Но если ты считаешь себя таким честным, то почему не пойти дальше, и не стать элементарно вежливым? Не «сучку на случку», а как-то иначе, по-человечески. Может, и найдутся нуждающиеся… Хотя, конечно, они найдутся в любом случае.

А у самого девочка растет. Наверняка на папу похожа. Глазенки, кудряшки… Если бы не эта девочка… Так бы барабан ему на голову и надела. Но мы же интеллигентные люди, не уподобляться же право?

В прихожей зачирикало. Тетка пошла открывать.