Модное восхождение - Билл Каннингем

* * *

Каждое утро, открывая нью-йоркские газеты, я первым делом прочитывал раздел некрологов — проверял, не скончалась ли какая-нибудь из моих клиенток преклонных лет. Ведь шляпный бизнес держался в основном на пожилых матронах, а молодые люди шляпы не носили. Живых клиенток у меня осталось не так уж много. Далее я открывал светскую хронику и следил за перемещениями модных светских львиц. Пять вечеров в неделю я наблюдал за элегантными женщинами с балконов бальных залов; нацелив на них оперный бинокль, я разглядывал их шикарную одежду и мысленно переодевал их, индивидуально подбирая для каждой более эффектный костюм. На все эти балы и приемы я проходил безбилетником и вскоре знал все черные ходы в модные театры, отели и рестораны. Сейчас я с трудом найду даже парадный вход в Waldorf, но в те дни я мог с закрытыми глазами провести вас через пожарные выходы и кухни отелей к бальным залам. Помню, однажды в Waldorf останавливалась королева Елизавета, отель охраняли сотни полицейских, а я понял, что просто обязан попасть туда и увидеть шикарно одетых дам. Я очень нервничал, но использовал все свои секретные ходы и попал в прожекторную, находившуюся под потолком бального зала. Королева в бриллиантовой тиаре предстала передо мной во всей красе, освещенная лучом прожектора. Я лежал под потолком на подвесных мостках, приклеившись к биноклю, и разглядывал толпу из трехсот элегантных гостей, от которых меня отделяло двадцать метров.

В другой раз я захотел попасть на самый эксклюзивный бал дебютанток в Нью-Йорке, куда не пускали ни прессу, ни посторонних. Весь августейший бомонд собрался там. Я прибыл в отель Plaza за два часа до начала мероприятия, зашел в бальный зал и увидел, что ко входу стекается несколько десятков полицейских. Я понял, что если сейчас выйду, то никогда уже не попаду обратно, залез под стол в банкетном зале и просидел там два часа. Увидев из своего укрытия кучу ног, я решил, что уже можно вылезать и смешаться с толпой. Так я раздобыл чудесный эксклюзивный репортаж для газеты.

Эти балы, куда я проникал без приглашения, были частью моего самообразования в мире моды. Когда в один вечер в отеле проводилось несколько приемов и мне не удавалось рассмотреть всех элегантных дам по прибытии (а лучшего момента изучить наряды может и не представиться), я занимал второй по важности наблюдательный пункт — у входа в женский туалет. Выпив аперитивы, все девушки без исключения шли в дамскую комнату, и это было настоящее модное дефиле, позволявшее мне во всех подробностях разглядеть наряды. Наблюдение за людьми стало для меня настоящим хобби, занимавшим все свободное время, и лучшим образованием из возможных. Меня так часто можно было увидеть в отелях, что многие думали, будто я там работаю.

Одним из самых запоминающихся балов стал маскарад 1949 года в Waldorf, когда самая шикарная женщина в Нью-Йорке, миссис Байрон Фой, произвела фурор своим нарядом. Она тогда впервые надела платье, расшитое блестками. Это было платье Dior, и называлось оно «рыбья чешуя». Юбка с огромным кринолином состояла из нескольких десятков «лепестков», расшитых чешуйками из блестящего целлулоида, действительно напоминавшими рыбью чешую. Диор использовал голубой, зеленый и цвет морской волны, а тридцатисантиметровый шлейф завивался вверх, подобно русалочьему хвосту. Остальные платья по сравнению с этим казались жалкими тряпками. Позднее его и многие другие восхитительные наряды миссис Фой приобрел музей «Метрополитен».

Видеть платья haute couture на живых, настоящих женщинах — совершенно уникальный опыт. Модные наряды часто выглядят эффектно на фотографиях, но лишь в движении можно увидеть разницу между хорошим платьем и дешевкой. Дизайн можно назвать совершенным лишь в том случае, если он оживает на женской фигуре, превращая ее в грациозную скульптуру. Когда на меня нападало уныние и мне нужно было взбодриться, я легко излечивался от депрессии походом в модный ресторан или на вечеринку, где наблюдал за красивыми женщинами. В Нью-Йорке, где каждый день проходит три-пять крупных публичных приемов, это всегда было легко.

Я никогда не пропускал бала «Апрель в Париже», открытия оперы и бала по случаю пасхального воскресенья: это были главные события года для всех модных персонажей. Часто я брал с собой свою девушку, нарядив ее в какой-нибудь экстравагантный наряд своего авторства; фотографии девушек в моих нарядах неизменно попадали в газеты, и это грело мое самолюбие. Мне особенно запомнилось одно открытие сезона в «Метрополитен-опера». Дело было в те дни, когда у меня еще совсем не было денег и мы могли позволить себе только стоячие места. Весь день простояв в очереди у здания оперы, мы наконец подошли к кассе, и оказалось, что остался всего один стоячий билет в партер и два на верхний балкон, куда вел отдельный неказистый вход. На этом балконе было отлично слышно музыку, лучше, чем где-либо в зале, но мы пришли в оперу не за музыкой, а чтобы поглазеть на публику, и намеревались войти через парадный вход, с Тридцать девятой улицы, вместе со всеми знаменитостями, и произвести фурор своими нарядами. В шесть часов мы купили билеты и побежали домой прихорашиваться. Оставив своих подруг Эллен и Мэри в такси у входа в оперу — обе были разодеты в пух и прах, — я бросился на балкон, вылез на пожарную лестницу, спустился по боковой стене здания оперы и залез в окно кухни ресторана Louis Sherry’s, где элегантные посетители оперы уже лакомились куропатками. Я очутился на первом этаже и взял на наши билеты пропуска, дававшие право входа через парадную дверь (на случай, если кому-то из гостей захочется выйти во время представления). Затем я вышел, снова сел в такси к Эллен и Мэри, объехал здание оперы кругом, и мы торжествующе вошли через парадный вход, произведя фурор своими нарядами.

За три дня до этого мой друг Джек Эдвардс сшил для Мэри фантастическое платье в стиле ампир из жемчужно-серой муаровой шторки для душа. На следующий день после открытия оперы фотография Мэри в этом платье красовалась на первой странице Women’s Wear Daily с подписью: «Платье новейшей модели». Мы чуть не померли со смеху: шторка для душа за семь долларов обставила дорогие творения знаменитых кутюрье! Эллен тоже попала в несколько нью-йоркских газет в совершенно сумасшедшей шляпе из перьев цапли, которые принесла мне клиентка в большом количестве, чтобы я украсил ее шляпку. Мы приделали к шляпке Эллен расшитую золотом вуаль, полностью закрывавшую платье из ламе за восемь долларов девяносто пять центов. То были чудесные безумные деньки, когда мода заменяла нам воздух. Эллен была королевой Гринвич-Виллидж, ходила в черных колготках и шляпах William J. последней модели. Так же мы отрывались в пасхальное воскресенье, расхаживая по городу в самых невероятных нарядах. Хотя многие журналисты считали пасхальные парады проявлением дурновкусия, я убежден, что подобный эксгибиционизм очень полезен для молодых дизайнеров, так как позволяет отбросить ограничения и дает свободу — а без этого в моде никак. Увы, эти золотые времена остались в прошлом. Телекамеры убили оперные премьеры, пасхальные парады и балы, отпугнув элегантную публику, теперь на эти мероприятия ходят только выскочки да деревенщина.

А как мы праздновали Новый год! Собиралось по двадцать друзей, все в самых безумных шляпах William J. Местом проведения вечеринки обычно выбирали ресторан Lüchow’s, где играл немецкий фольклорный ансамбль. Наш столик выглядел как декорация из голливудского фильма. На одну из этих вечеринок Кловин — моя подруга, администратор военного клуба — надела громадную черную шляпу, которую я соорудил всего пару часов назад и еще не успел прошить. Я намотал на гигантский плоский каркас из конского волоса пятьдесят метров прозрачной сетки, сделав нечто вроде громадной круглой мишени. Кловин напилась немецкого пива и пошла плясать с барабанщиком, ухватившись за подтяжки, благодаря которым его альпийские шорты держались на круглом пивном животе. Они пустились в пляс по залу, и тут сетка, которой была обернута шляпа, зацепилась за ветку рождественской елки, Кловин ничего не заметила, а сетка тем временем начала разматываться с ошеломляющей скоростью. Весь ресторан покатывался со смеху, а Кловин пришлось протанцевать в обратную сторону, чтобы снова замотать сетку.