Мурло - Владислав Несветаев

Едва занялся рассвет, Степан Фёдорович проснулся, вошёл в хозяйскую спальню и принялся будить Гену. Тот ворочался и отказывался просыпаться. Нина, спавшая рядом, повертелась, недовольно покряхтела и легла на другой бок. Домрачёв замялся и вернулся в свою комнату. Через несколько минут прокричали петухи, и Нина появилась в коридоре. Тогда Домрачёв вернулся к Гене.

— Ген, вставай, а? Поедем «Газель» заберём, — взволнованно сказал Домрачёв.

— Ляг поспи, Степан, — пробубнил Гена. — Егорка заедет и поедем. Спи пока. — Да сколько его ждать можно? — не унимался Домрачёв. — Её угонят трижды, пока он доедет.

— Степан! — повысил голос Гена. — Не нужна никому «Газель» твоя. Не рассвело ещё, дай поспать, а?

Степан Фёдорович, надув губы, посидел ещё недолго на Гениной кровати, тяжело подышал. Но Гена и не думал реагировать на его намёки: он уснул. Домрачёв во время завтрака весь извёлся: он успел представить, как сосна, держащая «Газель», переламывается и машина скатывается в озеро, как мужики на тракторе буксируют её в автомастерскую для перекраски и замены номера, как ветки, падающие на неё, разбивают в ней окна, как её сносит ветром, как барсуки сооружают в ней норы — одним словом, к приезду Егора Домрачёв уже был сам не свой: весь бледный, трясущийся, молчаливый.

Когда Егор появился в сенях, Нина пригласила его пройти в дом и позавтракать. Тут же появился Домрачёв.

— Мы, может, сначала съездим, а потом уж позавтракаем? — обратился он к Нине, стараясь улыбнуться.

— Вы же уже поели, Степан Фёдорович. Дайте людям покушать теперь, — неумело скрывая недовольство, сказала Нина. Теперь она почему-то не могла смотреть на Домрачёва без презрения.

— Я тоже поел, — сказал Нине Егор. — Одевайтесь, Степан Фёдорович: поедем, — он качнул головой.

Степан Фёдорович, засуетившись, стал искать дублёнку на крючках.

— Катя-то где? — спросил Егор Нину.

— Спит ещё, Егор, — ответила она. — Поздно вы вчера приехали что-то.

— Да Любу встретили с мужем — засиделись, — улыбнулся Егор.

— Это какую? — заинтересовалась Нина. — Ефремову, что ли?

— Ну.

— Она замужем уже? — удивилась Нина.

Домрачёв убежал в комнату расталкивать Гену.

— Давно уж, тёть Нин. Забыли, что ли? — сказал Егор.

— Да их, что ль, упомнишь всех? — махнула она рукой. — За кого пошла-то, напомни.

— За Медкова.

— Ах, да, да, да, — вспомнила Нина. — Игорем его, что ли, да?

— Игорь, Игорь, — подтвердил Егор.

— А чего ж она за него пошла? Шебутной же, по-моему, дурной какой-то.

— Да вроде нормальный парень, — Егор пожал плечами.

— Не знаю, какой он там нормальный, но помню, малым нам стекло выбил. Он не с вами в классе учился?

— Он младше.

— Младше. И уже женат. Сколько ж ему? Девятнадцать есть?

— Есть, есть.

— Ну Любка, — укоризненно сказала Нина, — нормальная же девка: чего за придурка пошла?

Егор улыбнулся.

— Чего ты? — Нина заметила его улыбку.

— Да ничего, — продолжал улыбаться Егор.

— Ну говори, чего ты, — Егор улыбнулся ещё шире и слегка наклонился.

— По залёту она вышла, тёть Нин, — тихо сказал он и уставился на Нину хитрыми глазами.

Нина ахнула, отклонилась и прикрыла рот рукой.

— Вы ж никому! Они всё скрывают, клоуны: она уже за брюхом ног не видит, а всё шифруются. Но вы ж никому, тёть Нин, они просили.

— Кому ж я? Делать мне нечего! — Нина сделала вид, что оскорбилась.

— Да я так, на всякий случай — мало ли что.

— Не дури, Егор. Дурочка я, что ли?

— Вы и Катьке не говорите, что я ляпнул, — Егор застыдился того, что он растрепал чужую тайну, и заволновался, боясь, как бы это не раскрылось.

— Не буду, не буду, Егор, успокойся, — заверила его Нина.

Вдруг в сени влетел Домрачёв — весь взъерошенный, раздражённый. — Ну его! Поедем, вдвоём съездим, — буркнул Степан Фёдорович Егору и, согнувшись, стал совать ногу в ботинок.

— Чего Генка-то? — спросила Нина Домрачёва.

— Да ну его: толкаешь-толкаешь, а он всё дрыхнет, — Степан Фёдорович почувствовал запах носка, который вчера спрятал под полкой с обувью, смутился и нерешительно добавил: — Вдвоём управимся.

— Постойте-ка, — сказала Нина, — не уходите пока.

Она пошла в спальню.

Домрачёв справился с ботинками и, запыхавшись, выпрямился. В сенях стало тесно. Егор отвёл взгляд и начал перебирать пуговицы на чьей-то куртке. Степан Фёдорович тяжело дышал в шею Егору и стискивал челюсти. Из комнаты доносились Нинин голос и стоны Гены.

— Пойду перекурю пока, — нетерпеливо сказал Егор и вышел.

Домрачёв переминался с ноги на ногу. Он порывался пройти в дом, но остановился: он начинал злиться.

Через несколько минут гость собрался уходить, не дожидаясь Нины. Степан Фёдорович хотел крикнуть, что уходит, но, вспомнив, что Катя спит, ушёл молча.

На улице он скупо сказал Егору: «Поехали».

Доро́гой Егор опасливо посматривал на Домрачёва: последний нервно кусал губы, взгляд его суматошно бегал по заснеженным улицам, пальцы рук, как пальцы младенца, всё норовили что-нибудь ухватить, будь то штанина или ручка от бардачка.

— Всё нормально с вашей «Газелью», — постарался успокоить его Егор.

Домрачёв ничего ему не отвечал. Он злился на парня за то, что тот так поздно приехал; злился на себя за то, что ещё вчера не заставил его отбуксировать машину; злился на Гену за то, что тот слишком легкомысленно подошёл к этому вопросу. Он понимал, что с «Газелью» всё будет в порядке, что она никому не нужна и даже тому, кому нужна, угнать её не удастся. Но всё же новые знакомые, все как один, раздражали его. «Неужели, — думал он, — так трудно помочь гостю успокоиться? Что сложного в том, чтобы проснуться пораньше на пару часов?» Эти мысли занимали его всю дорогу до места происшествия.

Метров за двести до пункта назначения Степан Фёдорович сощурился, пытаясь найти «Газель». Не найдя её следов, он почувствовал, как сердце его заколотилось, а во рту мгновенно пересохло. Однако, когда машина проехала вперёд метров на двадцать, он успокоился, увидев на возвышенности что-то жёлтое. Через пару десятков метров он понял, что желтизной отдавали стволы сосен в свете утреннего солнца. Тогда в глазах его помутнело, в груди словно что-то упало и гулко стукнулось о желудок, по рукам и ногам пробежал холодок, а на лбу выступил холодный пот.

— Не пойму что-то, — робко сказал Егор, заметив пропажу. — Дальше, что ли, стояла?