Мурло - Владислав Несветаев

Степан Фёдорович прятал смущённый взгляд.

— Не смейте ей больше ничего говорить, тем более что ничего ещё не подтвердилось. Как не стыдно! — задрав верхнюю губу, прошипела Катя. Ей хотелось плюнуть в сторону Домрачёва, но она удержалась.

— Сейчас вы зайдёте в кухню и вместе со всеми будете её успокаивать. Вам ясно?

— Ясно, ясно, — обиженно проговорил Домрачёв и пошёл за Катей в кухню.

Услышав шаги, Гена виновато посмотрел на друга и повернулся к Лиде. — Тётя Лида, не переживайте вы так. Даже если дядя Боря взял эту проклятую «Газель»… Вообще, не думаю, что это так. Но даже если это так, то он наверняка подумал, что она ничейная. Да и к тому же никто не собирается подавать заявление, — обратилась к плачущей женщине Катя и зло посмотрела на Домрачёва. — Да, Степан Фёдорович?

— Да, конечно, — заверил он.

Егор открыл окно машины, чтобы остудить разгорячённое лицо. Когда он вдалеке увидел знакомый уазик, его бросило в жар, голова закружилась от ярости, будто его огрели чем-то тяжёлым. Горло сжималось, над веками, по пальцам рук, ног, по груди и подбородку текли потоки электричества, сухой солёный язык липнул к нёбу, губы трескались, в носу зудело от раздражения.

Он бросил машину возле отцовского уазика и спустился к озеру. На чистом белоснежном ледяном поле, как прыщ, торчала чёрная фигура тучного сгорбленного человека с удилищем под ногами. На озере сидели и другие рыбаки, но они не казались Егору прыщами: вид ему портил только отец. Егор порывался окликнуть родителя, но одёргивал себя, не желая привлекать внимание окружающих. Он, из последних сил сохраняя спокойствие, подошёл к Борису и зло прохрипел:

— Где «Газель»?

— О, — Борис обратил удивлённый взгляд на сына, — Егорка. Чего ты? — спросив, он сразу опустил голову и уставился на свой поплавок. — Я спросил, где «Газель»? — строже повторил Егор.

— Вежливей с отцом разговаривай, — спокойно сказал Борис. — Щенок. Наглый больно стал. Что за «Газель»? О чём речь?

— «Газель», которую ты утром из бора увёз. Домрачёва «Газель», — Егор склонился над отцом и крикнул ему: — Да отвлекись ты на меня! — он пнул удилище Бориса. — Вернуть нужно «Газель»! Понимаешь? Вычислили тебя! В полицию хотят обращаться!

Борис смиренно выслушал сына, со вздохом положил руки на колени и тяжело встал прямо напротив него. Вдоволь насмотревшись в сумасшедшие глаза Егора, отец замахнулся и ударил сына по шее. — Белены объелся?! — закричал Борис, стуча кулаками по упавшему на лёд Егору. — Ты с кем разговариваешь таким тоном?! Совсем отупел уже?!

Наконец Борис успокоился. Он перестал бить Егора, но тот не поднимался.

— Спокойнее надо говорить, когда хочешь что-то выяснить. Не объяснил ничего и орать стал — кто так делает? Это я тебя так научил? Вставай давай, — Борис потянул сына за воротник. Тот сел на раскладной стул.

— Машину угнали у Домрачёва, — обиженно сказал Егор.

— А я тут при чём? — буркнул Борис. — Угнали — и ладно.

— При том, что твоим уазиком её буксировали. Не знаешь, кто бы это мог быть? — Егор прищурился.

— А может, ты и был? А что? В детстве полунатить ты любил. Чего ж тебе во сне машину не угнать?

Егор, насупившись, молчал. Собравшись с духом, он неуверенно заговорил:

— Ну серьёзно, ты не угонял?

— А что тебе мои слова? — Борис развёл руками. — Я для тебя, посмотрю, уже не авторитет. Вяжи вора! Вяжи, сынок! — Борис вытянул перед Егором руки.

— Бать, ну серьёзно, — всё больше тушевался Егор. — Брал или не брал?

— А если и брал, то что?

— Ну хорош, а! — рассердился Егор. — Помоги разобраться. Неправильно выходит. Приехал человек в кои-то веки, а у него машину уводят.

— В том, что у человека уводят машину, проблема этого человека, а не вора. Проблема одного человека! А ты делаешь из проблемы одного идиота общую проблему для нормальных людей. Для тебя проблема, для меня. Матери, небось, ещё надул в уши. Говорил с ней?

— Говорил, — сознался Егор.

— Молодец, сынок, молодец. Домрачёв твой, поди, сияет от счастья. Как же! Один при́дурок повесил свои проблемы на другого. Так вы и множитесь, черти: заражаете друг друга. Так что езжай-ка ты отсюдова, пока меня не заразил.

— Не поеду, — сказал Егор.

— Езжай, кому говорят! — упрямо приказал Борис. — Не порть рыбалку.

— Без тебя не уеду.

— Вот как? Чего это? — саркастически спросил Борис.

— Со мной поедешь к Бухаровым.

— У меня ведь, Егорка, терпение не бесконечное. Достанешь — мало не покажется.

Егор испуганными глазами посмотрел себе под ноги, за спину, словно уверяясь, что стоит на крепкой земле. Он помедлил, расправил плечи и смело заявил:

— Говори что хочешь, бать, но без тебя не уеду. Не убедил ты меня.

— А я тебе не демагог, чтоб тебя убеждать. Взял ноги в руки — и сдриснул отсюдова, — Борис кивнул в сторону припаркованных машин.

Егор снова потоптался на месте, набираясь смелости, покряхтел, подышал и заговорил:

— Поехали, бать. Если не брал, так и докажи всем. Чего ты комедию ломаешь, если совесть чиста? Поехали, а? Я же не отстану.

— Егорка, не бери грех на душу, — жалобно попросил его отец, — не зли меня ради всего святого. Клянусь: выведешь ты меня, и я за себя ручаться не буду. — Поехали, бать, — стоял на своём Егор.

— Ну дурной сын у меня вырос, — Борис отчаянно взмахнул руками. — Ну что поделать? Не убивать же его?

Егор не мог понять, к кому обращался отец — тот ходил по кругу, упирая кулаки в бока, и смотрел на небо.

— Хотя такого дурака и забить не жалко.

— Ну чего ты дурость мелешь? — не вытерпел Егор. — Поехали: ты объяснишься со всеми, и я тебя обратно привезу. — Смотри-ка на него, — Борис продолжал общаться с кем-то на небе, — ничего не выяснил, а всем уже всё растрепал. Ещё и трепач, оказывается.

— Ну какой трепач? С чего ты взял? Не говорил я никому ничего. Это я, чтоб свидетели были, чтоб не я один тебя слушал.

— Ни чувства долга перед родителями, ни мозгов, ни любви. Мать, думает, не растреплет. Сколько ж ему? Женится пора, а всё такой же пацан.

— Кончай, бать. Собирайся, поехали, — Егор стал наклоняться, чтобы поднять удилище отца, но тот уничтожающе взглянул на сына, и последний стушевался.

— Ну тебе сложно съездить, что ли? — умоляюще заговорил Егор. — Что нам со всей твоей рыбой делать? И так навалом.

Борис с ненавистью посмотрел на Егора и засобирался. Парень с облегчением вздохнул и пошёл к машине.

Всю дорогу ехали молча. Егор слезящимися глазами с неумело скрываемым беспокойством поглядывал на сурового отца, уставившегося в окно. Машину трясло на ухабах. Всякий раз, как колесо проваливалось в глубокую яму, Борис цокал языком. Егора же бросало в дрожь, когда в салоне раздавалось цоканье. Сын всё порывался попросить отца пристегнуться, но никак не решался сделать это. Он сам уже не верил в виновность родителя. Виноватым он считал только себя.