Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Эдмунд Криспин

— Да, именно возненавидел. Другого слова не подберешь.

— И так продолжалось до самого конца?

— Нет, — произнесла Элизабет со вздохом. — В конце прошлого года он неожиданно перед Адамом извинился, когда они вместе участвовали в постановке «Дона Паскуале». — Она подробно рассказала, как это произошло. — Адам счел извинение неискренним, но с тех пор их отношения стали терпимыми.

На сцене тем временем Вальтер закончил свою песнь, и городской писарь Бекессер принялся беспощадно разносить его исполнение в пух и прах. Мастера, за исключением Сакса, поддержали писаря, неодобрительно качая головами. Нельзя нарушать правила, даже такому молодому. Из-за кулис появилась уборщица с ведром и шваброй, но ее попросили уйти.

Джудит повернулась к Джоан:

— Меня ужасно беспокоит Борис.

— А что такое?

— Он болен, но не хочет показаться врачу.

— У него что-то с кожей?

— Да, довольно давно, но сейчас сильное обострение.

— А почему он не хочет идти к врачу?

— Все из-за своей оперы. Это его первая работа. Не бог весть что, но все же. Он всеми силами стремится ее продвинуть и боится, как бы его не уложили в постель. Каждый день по целому часу замазывает признаки болезни — припудривает, накладывает крем.

Джоан встала.

— Пойдемте, надо поговорить.

Они зашли в репетиционный зал, где со стены на них пристально смотрел Джакомо Пуччини.

— Послушайте, Джудит, — начала Джоан без предисловий, — вы живете с ним в грехе. Так нельзя.

Джудит покраснела:

— Но… дело в том, что…

— Почему вы не поженитесь?

— Мы не можем себе этого позволить, — растерянно проговорила Джудит.

— Но первое время можно пожить не заводя детей.

Джудит замялась:

— Дело не в этом. Мои родители будут против, потому что…

— Они это переживут, — твердо произнесла Джоан. — Когда вы их поставите перед свершившимся фактом. Вы же оба совершеннолетние.

— Да, но…

— А если я достану для вас специальное разрешение[19], вы поженитесь?

— Конечно, — ответила Джудит без колебаний.

— Ну и прекрасно. — Джоан улыбнулась. — Обсудите это с Борисом и дайте мне знать. Зачем отказываться от своего счастья.

Джудит бросилась ей на шею.

Потом они вернулись в партер, где сидели Элизабет и профессор Фен.

Первый акт подходил к концу. Вальтер негодуя покинул сцену. Мастера оживленно обсуждали происходящее, рядом суетились подмастерья. Сакс в стороне вспоминал песню Вальтера, она запала ему в душу. Затем зашагал вслед за остальными. Наконец под общий вздох облегчения прозвучал финальный фа-мажорный аккорд. Музыканты начали укладывать инструменты в футляры. Исполнители вышли из-за кулис.

— Благодарю вас, леди и джентльмены, — сказал Пикок. — На сегодня все. Возможно, репетиция показалась вам несколько легковесной, но прошу меня извинить. Обстоятельства усложнились, а очень скоро премьера. Завтра утреннюю репетицию я отменяю из-за разбирательства у коронера, а после полудня мы продолжим работу по прежнему распорядку, который вывешен у входа на сцену. Большое всем спасибо.

Пикок исчез в оркестровой яме и вскоре появился в зрительном зале там, где сидели Элизабет, Джоан, Джудит и Фен. Пригладил растрепавшиеся волосы потной ладонью. Вид у него был усталый, но удовлетворенный.

— Кажется, неплохо получилось, как вы думаете? — спросил он, обращаясь к Джоан. Она с улыбкой кивнула. — Джордж Грин для дирижера просто дар Божий, — продолжил Пикок. — Он как будто инстинктивно чувствует, чего я хочу. А какие тонкие нюансы придал Лангли своей арии… Если бы он при этом не выглядел как будто встретил привидение, тогда вообще было бы превосходно.

— Все было просто замечательно, — произнесла Джоан, коснувшись его руки.

Он быстро глянул на нее и рассмеялся:

— Как только вы все меня терпите.

К ним подошли Адам с Джорджем Грином, и разговор стал общим. Поскольку речь шла только об опере, Фен воспользовался случаем, чтобы перекинуться парой фраз с Джудит Хайнс, мобилизовав все свое обаяние.

Вопрос был пустяковый.

— Позвольте узнать, вы и мистер Стейплтон на репетицию пришли вместе?

— Что вы сказали? — Джудит посмотрела на профессора. — Извините, я не расслышала.

Фен повторил вопрос.

— Нет. Борис вышел пораньше прогуляться и пришел сюда один. О репетиции ему сказал кто-то из музыкантов.

— Когда вы пришли, он был здесь?

— Нет. Борис появился через несколько минут после меня.

Фен кивнул, размышляя.

Надо же какая у Стейплтона странная привычка — выходить на прогулку всякий раз, когда случается какая-то неприятность.

Он проводил Адама, Элизабет и Джоан до входа в отель «Булава и скипетр» и, перед тем как пожелать спокойной ночи, посмотрел на Джоан:

— Что вы такое сказали Джудит? Она прямо сама не своя.

— Я посоветовала ей поторопиться выйти замуж за своего молодого человека. — Поскольку Фен молчал, она добавила: — Вы не одобряете?

— Тут вот какое дело, — медленно проговорил Фен. — Я думаю, пока не раскрыто убийство, не стоит предпринимать никаких решительных действий.

— А вам не кажется, профессор, — неожиданно взорвалась Элизабет, — что хотя вы и специалист в раскрытии разных запутанных криминальных дел, это не дает вам права вмешиваться в личную жизнь людей?

— Я никогда не считал и не считаю себя специалистом ни в какой области, кроме своего предмета, который преподаю студентам, — ответил Фен без тени недовольства. — Увидимся на разбирательстве. Всего вам доброго и хорошего сна.

— Элизабет, зачем ты так? — грустно проговорил Адам, когда они распрощались с Джоан. — Тебе не следовало обижать профессора.

После этого они поссорились. В первый раз после свадьбы. Примерно час дулись друг на друга, а потом помирились. Адам на радостях выпил лишнего, и они поссорились снова.

Эдвин Шортхаус погиб поздно ночью в понедельник, днем во вторник неизвестный напал в отеле на Элизабет, а разбирательство коронера назначили на среду утром. За час до начала Фен зашел в отель «Булава и скипетр» поговорить с Пикоком.

После этого ему оставалось задать пару вопросов Карлу Вольцогену, и все. Однако в расследовании он почти не продвинулся. Постепенно становилось ясно — официальную версию о самоубийстве опровергнуть пока не удается. Утром по телефону инспектор Мадж сказал, что нембутал в бутылке с джином считает не связанным с повешением Шортхауса. Когда Фен спросил, как он объясняет следы на запястьях и лодыжках погибшего, а также повреждение шейных позвонков, тот ответил — никак, поскольку это неважно. Сторож Фербелоу утверждает, что в то время никого, кроме Шортхауса, в гримерной не было, значит, он сам наложил на себя руки.