Мочалкин блюз - Акулина Парфенова

Мы поехали с ним в Париж. Там он открыл мне счет в банке на сумму четыре тысячи сто евро. «Четыре тысячи нам понадобятся, а сто – чтобы счет сохранился», – сказал Гостев. После этого он отправил меня в банк с указанием выписать чек на четыре тысячи евро. С этим чеком я пришла в кафе, где он меня ждал. Ты его, наверное, уже раскусила, он – темнила. И мне он тоже ничего не объяснял, просто говорил, что делать. Я была ему должна и потому не выпендривалась.

Была пятница.

Погода, как сейчас помню, была солнечная, но ветреная, кафе было уличное, прямо на набережной. На лавочке неподалеку дремала пьяная старуха вьетнамка. Он взял у меня чек, смял его и, ничего не говоря, бросил прямо мне в капуччино. В ладоши похлопал от радости, вот, мол, сразу попал, не забыли ручки, как в школьные годы в баскетбол играли. Я завизжала, давай чек пальцами хватать, а кофе горячий, обожглась, чашку опрокинула. А он хохочет. Вот мудак, думаю. Эти четыре тысячи тоже на меня повесит. А чеки выписывают на тонкой, сильно мелованной бумаге, поэтому она почти не намокла, только я этого тогда не знала. Налетел порыв ветра и покатил мой чек сначала по столу, потом по мостовой, я за ним, «держи его» кричу. А он опять смеется. Вытянул ножищу свою длинную, топ – и припечатал чек к земле. «Поймал», – говорит. Я подбежала, чек схватила. Расправляла его и так и сяк. Все равно мятый, с пятнами, ужасно подозрительный чек. Он посмотрел. «Отлично, – говорит, – то, что нужно». Я в полной панике: кому нужно, зачем нужно? Он посмотрел на часы, было четыре часа пополудни.

– Пора.

И мы отправились в ближайший ювелирный магазин. Не слишком большой. Скорее маленький. У дверей он мне сказал следующее:

– Сейчас вы зайдете в магазин, – всегда на «вы» со мной, до сих пор, – в третьей витрине слева лежит браслет с бриллиантами, который стоит ровно четыре тысячи евро, вы его купите, расплатившись этим чеком, и вернетесь сюда.

В третьей витрине слева действительно лежал браслет стоимостью четыре тысячи евро. Я прошлась для приличия вдоль витрин, заглянула в каждую. И когда продавщица, бледная женщина средних лет, предложила мне помощь, я попыталась ей объяснить, что ищу браслет. Она извинилась и позвала кого-то. На зов вышел мужчина.

Муж или хозяин, который сносно говорил и понимал по-английски и сразу стал со мной очень мило флиртовать. Я выбрала браслет, он был очень доволен, на дефекты чека не обратил внимания. Однако на них обратила внимание бледная женщина, которая с осуждением взирала от окна на наш щебет. Несмотря на ее неудовольствие, мы с хозяином расстались очень довольные друг другом. Когда я вышла, Глеба нигде не было видно. Я заметила его только тогда, когда водитель такси, в котором он сидел, несколько раз мне просигналил.

Когда я села в такси, Глеб приказал водителю ехать, как я поняла, куда-то в район Порт-Орлеан. Там мы вышли, Глеб снова посмотрел на часы, было пять часов и две минуты. Сказав сакраментальное «пора», он указал мне на другой ювелирный магазин.

– Сейчас вы пойдете в этот магазин, там говорят по-английски, и предложите купить у вас этот браслет за три тысячи евро. Кивните в знак того, что вы поняли.

Я кивнула.

– Впрочем, подождите, требуется пара штрихов.

Он подвел меня к фонтану и без предупреждения облил мои волосы и лицо водой. От неожиданности и возмущения я чуть не заплакала.

– Теперь приведите себя в порядок.

С утра я полтора часа наводила красоту. В первую очередь, конечно, чтобы нравиться Глебу, но и для того, чтобы нормально выглядеть. С собой в сумочке у меня был только самый примитивный набор необходимых средств и простая расческа. Поэтому мой новый вид восторга у меня не вызывал.

– Так лучше, – сказал Глеб.

Я не стала переспрашивать, лучше так вообще или лучше для нашего дела. Потому что очень злилась на него.

– Вы уверены, что они покупают драгоценности с рук? – спросила я Глеба.

– Уверен, дерзайте.

И он как-то странно улыбнулся.

Если бы я в тот момент знала, какие силки он мне расставил, дала бы ему в морду. Но я ни о чем не догадывалась.

И понеслось.

Я вошла в магазин, там были две женщины. Одна моих лет, другая лет на десять старше. Я предложила им купить у меня браслет и положила его перед ними на прилавок. Поскольку никаких указаний от Глеба мне не поступало, браслет был в упаковке и с чеком магазина, в котором я его купила час тому назад. В ответ на их недоуменные взгляды я стала объяснять, что за последний час у меня сильно изменились обстоятельства и мне очень нужны наличные деньги, поэтому я предлагаю такую низкую цену. Желание совершить выгодную сделку явно боролось у них с боязнью нарушить какие-то правила или обязательства, о которых я не знала, но которые явно существовали, иначе о чем бы им думать. Сегодня купили за три, завтра продали за те самые четыре, за которые сегодня купила его я. Наконец добросовестность победила, а может быть, чтобы убедиться в подлинности изделия, старшая из продавщиц открыла телефонный справочник, отыскала там телефон упомянутого магазина и набрала его. На том конце ответили женским голосом.

Они долго и взволнованно переговаривались, косясь на меня, но не объясняя мне ничего.

Я напряглась, когда металлические ставни на дверях и окнах магазина стали опускаться. А через пару минут и вовсе зазвучала полицейская сирена, и в магазин с черного входа вошли двое жандармов и следователь и попросили у меня документы. Документы были.

Я подумала, что мне снится страшный сон. Меня сейчас отвезут в полицию и посадят в жуткий спидозный обезьянник с пьяными бразильскими трансвеститами из Булонского леса. Я была в шоке.

И тут мне объяснили. Продавщица переводила на английский речь, с которой обратился ко мне важный следователь.

Я была недалека от истины, когда строила предположения относительно своего ближайшего будущего. К сожалению, банковский чек, по которому был куплен браслет, вызывает сомнения в подлинности, а банки по пятницам закрываются в пять, поэтому проверить подлинность чека можно будет только в понедельник в девять утра. И, учитывая мою национальную принадлежность, внешний вид и отсутствие постоянного адреса в Париже, они обязаны задержать меня до девяти утра понедельника. Я позвонила Глебу, описала ситуацию. Стала плакать и жаловаться, что меня хотят посадить в тюрьму и что ему надо срочно приехать и выкупить меня.

Он посмеялся надо мной, ответил, что все идет по плану и что у него тоже все хорошо, что он собирается в Опера Гарнье на «Турандот» Пуччини.

– Вы ведь не любительница оперы.

– Отнюдь, – ответила я, и он отключился.

Наручники на меня надевать не стали, просто посадили в полицейский «рено» и привезли в участок. Булонский лес, видимо, относился к другому полицейскому участку, потому что в этом было тихо и пусто. Я расписалась в трех бумагах. Мне дали чистое постельное белье, разрешили воспользоваться душем, и я легла спать в одиночном блоке, отделенном от коридора решеткой, несмотря на то что не было еще и семи вечера.