Охота на лесную нимфу - Дарья Кожевникова

Миновали последние осенние дни, в течение которых Женька трудилась в парке не покладая рук. Режущие ей нервы звуки бензопилы наконец-то смолкли, к великому ее облегчению. Пока они были слышны, Женька дважды пыталась, когда ездила в город за продуктами, дозвониться до соответствующей инстанции, но каждый раз получала там один и тот же стандартный ответ: «В соответствии с установленными планами…» Понимая, что больше сделать ничего не сможет, Женька каждый день выкраивала время, хотя бы час, на то, чтобы сходить в лес, где ее деревья тоже слышали эти звуки и воспринимали их так же болезненно. Женька понимала, что вряд ли сможет их успокоить, но была с ними в трудный час, сопереживая и сочувствуя им точно так же, как и они сочувствовали ей, когда она в этом нуждалась. Это была их общая боль. А когда пила наконец-то перестала издавать свои злобные вопли маньяка-убийцы, Женька тихим морозным утром ощутила, как весь ее лес облегченно вздохнул вместе с ней. Это было очень явное и сильное чувство. С самого рассвета деревья пребывали в напряжении, ожидая момента, когда вновь заведется проклятый механизм. Женька смотрела на них, застывших над схваченной первыми морозами землей, и вместе с ними тревожно прислушивалась к тому, что происходит вдали. Но время шло, солнце поднялось над горизонтом, а во всем лесном массиве стояла прежняя первозданная тишина. Женька слушала, боясь поверить в это счастье. И вдруг ощутила небывало мощную волну эмоций, исходящую от способных видеть с высоты своего роста гораздо дальше ее деревьев. Это было подобно тому, как если бы сотни существ вдруг разом стряхнули с себя непомерно тяжкий груз, выпрямились, больше не пригибаемые к земле, и впервые за долгое время втянули чистый живительный воздух во всю свою расправившуюся грудь. Женька почувствовала, как ее тоже охватывает эта общая волна облегчения и радости. И только тут со всей ясностью поняла, что пилы больше не будет. Ни сегодня, ни завтра — дай бог, чтобы больше никогда.

Едва Женька успела очистить последний уголок парка, как, словно дождавшись этого момента, начал падать снег. Зима в этом году вступила в свои права поздновато, но так решительно, что осень сдалась безо всяких споров. Не было ни слякоти, ни обычных для переходного времени перепадов температуры от морозов до оттепели. Просто выпал снег и продолжал падать с небольшими перерывами, больше не тая, пока не нарядил в зимние меха все вокруг — и землю, пригнув стойко торчавшие до последнего былинки, и кусты под Женькиным окном, и холмы, и деревья, и первое, еще тонкое ледяное стекло, покрывшее озеро. А вместе со снегом на парк и холмы опустилась еще более глубокая тишина. Теперь и случайный хруст ветки, и лай разыгравшихся Тяпы и Тумана разносился далеко вокруг. У Женьки создавалось впечатление, как будто морозная белая тишина вздрагивала от того, что ее тревожили, и не сразу могла успокоиться.

Больше не изводимые звуками работающей пилы деревья теперь дремали под снежным покровом и просыпались весьма неохотно. Женька старалась их лишний раз не беспокоить. Если и ходила в лес, то не как в гости к своим друзьям, а как в прекрасный огромный храм, только любуясь и не нарушая его торжественного безмолвия. Она и сама поддалась настроению окружающей ее природы. События минувших дней казались теперь далекими, почти нереальными, как будто и не пережитыми даже, а прочитанными в книге или увиденными во сне и просто глубоко затронувшими душу. Она теперь много читала по вечерам, ведь выбор книг в ее домашней библиотеке стал гораздо богаче, и там теперь было много таких книг, которых она не читала до этого вовсе. А снег все падал, словно задавшись целью засыпать весь мир целиком. Женька была на него за это не в обиде, несмотря на то, что, едва выпустив из рук грабли и метлу, взялась за лопату для разгребания снега и каждый день по несколько часов безостановочно, хотя почти безрезультатно, чистила главные дорожки парка. Несколько раз приезжал трактор, расчищать подъезд к дому отдыха. Если бы не он, Женька, наверное, осталась бы как минимум на неделю без хлеба, потому что от парка до автобусной остановки надо было идти около двух километров пешком, а снега на заметенной дороге было почти по пояс. Но Женька и за это не была в обиде на снег. Эти дни торжественного белого безмолвия врачевали ей душу, нежно стушевывая разлад, воцарившийся там со дня появления в ее жизни Влада.

Но рано или поздно всему приходит конец, и однажды, после окончания наиболее обильных снегопадов, в «Лесное озеро» снова наведался хозяин, чтобы предупредить Женьку об очередном нашествии «орды». Для Женьки это не стало новостью — по такой погоде всегда находилось немало охотников провести выходные в живописном уголке, в полной независимости от родственников и соседей. Кроме того, наступил ноябрь, и у многих в ожидании приближающегося Нового года было уже предпраздничное, располагающее к веселому отдыху настроение. В этот период, как Женька уже знала по опыту, гости станут приезжать очень часто, едва ли не каждую неделю, а гулять будут особенно шумно. И, отдохнув за подаренные ей природой дни снежной тишины, Женька была готова к этому.

В ноябре и декабре одна «орда» действительно едва успевала сменяться другой. Бегая по парку с мешками, граблями и лопатой, Женька даже не заметила, как в этой веренице дней и ночей, в беспорядочном режиме работы и отдыха пролетел ее день рождения, двадцать четвертый по счету, с учетом самого первого дня ее появления на свет. То есть так вот незаметно ей уже стукнуло двадцать три… Она вспомнила об этом лишь неделю спустя, взявшись подсчитать, сколько же лет Тяпе. Он был последним Дианкиным щенком и родился за два года до приезда Женьки с Дианкой в «Лесное озеро». Прожила же здесь Женька, как выяснилось, уже целых семь лет. Семь лет, промчавшихся незаметно, как внезапно налетевший и исчезнувший вдали порыв ветра.

«…и медленно как тянутся мгновения,

зато мгновенно как летят года»

— вспомнилось в связи с этим Женьке стихотворение, прочитанное еще в школе и запомнившееся, несмотря на то, что тогда она еще не могла понять всей глубины его смысла. А теперь годы действительно летели устрашающе незаметно, в то время как дни иногда ухитрялись растянуться в невыносимую бесконечность. Порой у Женьки едва хватало терпения дождаться отъезда очередной «орды» — чем больше их было, тем сильнее она начинала уставать от них. И эта усталость как будто никуда не уходила в ставшие редкими дни затишья, а словно скапливалась, из-за чего каждый последующий приезд гостей воспринимался все тяжелее. Но все же, когда по стенам комнаты скользил через кухонное окно свет фар очередной прибывшей «автоколонны», Женька каждый раз выскальзывала теперь на крыльцо, чтобы проводить машины взглядом от ворот до того места, где они полностью исчезали за деревьями парка. И каждый раз с единственным желанием — увидеть среди проезжающих машин громадную темную «Тойоту». Женька высматривала ее, вопреки всем своим решениям и всякому здравому смыслу, ведь сама же прекрасно знала, что машина Влада была уничтожена несостоявшимися убийцами на следующий день после покушения. Но всякий раз желание взглянуть на машины оказывалось сильнее ее. Потом Женька ругала себя за это и клялась больше не заниматься ерундой. И жалела, что так и не выбросила флакон одеколона в озеро, пока оно еще не было покрыто коркой льда. А в итоге вынуждена была признаться самой себе, что границы того мира, в котором она жила до сих пор, оказались весьма и весьма хрупкими. И что Влад, лишь раз переступив через них, нарушил их настолько, что на полное восстановление уйдет, возможно, даже не один год.