Планета кошек - Бернард Вербер

Происходит знакомство с жителями нашей башни. Все смеются, поздравляют друг друга, обнимаются, о чем-то лопочут на человеческом языке, потом начинается восхождение по лестнице.

Мне страсть как хочется заглянуть внутрь танка, поэтому, пренебрегая осторожностью, я лезу в башню.

Так, по-моему, и надо готовиться к царствованию: ко всему проявлять любопытство, стараться все понять.

Анжело не отстает от матери.

Внутри танка сидит солдат в форме цвета морской волны. Я разглядываю рукоятки, кнопки, экраны. Обращаю внимание и на запасной боекомплект.

Я обращаюсь к солдату: приказываю мяуканьем немного проехаться, чтобы я смогла полюбоваться избиением крыс изнутри. Но в отсутствие переводящего устройства я не могу добиться понимания.

Я жестом приказываю Анжело перестать донимать солдатика, и мы покидаем танк. Странно ходить по скользкому от крови асфальту, усеянному клочьями бурой шерсти раздавленных крыс. От запаха крысиной крови у меня щиплет в носу, кружится голова.

Много же грызунов подавили танковые гусеницы!

Всюду блестит что-то белое: приглядевшись, я понимаю, что это раздробленные крысиные резцы. Анжело нюхает асфальт.

– Как видишь, Анжело, любую проблему можно решить. Все дело в терпении и в воображении.

Мой сын крайне возбужден зрелищем каши из наших врагов.

– Лезем обратно на башню. Камеры дронов лучше покажут происходящее.

Мы достигаем сто четвертого этажа в полуобморочном состоянии. Следим за высадкой на экране в зале заседаний.

Генерал Грант сидит рядышком с Хиллари Клинтон, оба, наблюдая за развязкой, не скрывают радости.

Мы все удивлены тем, что после всего пережитого решение оказалось нехитрым и быстрым. Немного современного тяжелого вооружения – и ужасающие твари в страхе разбегаются, потому что их проклятые резцы бессильны против стали.

Мы не можем шелохнуться, плененные происходящим на экранах. В этой войне одни только убивают, другие только гибнут.

Высадка началась в восемь утра. В восемь вечера генерал Грант поднимается на помост и обращается в микрофон к собранию ста одного представителя общин:

– Мы победили. Остров Манхэттен полностью очищен от крыс. Я получил последние донесения, подтверждающие, что на всем острове больше не наблюдается ни одной живой крысы. Вы можете выйти наружу и вернуться к нормальной жизни, как до Краха.

После него слово берет Хиллари.

– Прежде всего я предлагаю, чтобы военные заняли место среди нас и образовали сто вторую общину. Представлять ее будете, естественно, вы, генерал Грант! Кстати, разрешите преподнести вам подарок в честь победы: смартфон на солнечной батарее, с помощью которого вы будете на постоянной связи со мной и всеми здесь присутствующими.

Смартфон вручается генералу, как скипетр, все аплодируют.

– Предлагаю пышно отметить победу, – продолжает президент. – Символично, что именно отсюда, из башни Свободы на Манхэттене, начинается избавление от крысиной оккупации. Город за городом, деревня за деревней, пока весь мир не будет избавлен от проклятых грызунов. После этого начнется возрождение.

Генерал Грант подзывает своего адъютанта, тот приносит зеленую бутылку в золотистой фольге и шумно, с брызгами откупоривает ее.

Я издали узнаю запах.

Шампанское.

– У меня припасено несколько бутылок. Достанется всем!

Звучат одобрительные выкрики.

– Я поднимаю бокал за победу над крысами!

Военные открывают шампанское, все чокаются, включая меня: я потребовала у Натали шампанского, буду его лакать.

– Праздник начинается! – кричит Хиллари.

Военные раздают всем содержимое консервных банок, и все мы, люди и кошки, можем наконец полакомиться чем-то еще, кроме крысятины. Потом несколько военных собираются в углу. Звучит живая музыка, люди разбиваются на пары и начинают трястись.

– Это еще что такое? – спрашиваю я Натали.

– Танец, одно из семи главных искусств. Архитектура, скульптура, живопись, музыка, литература, танец и седьмое – кино.

– Как интересно! По-моему, танец – единственное человеческое искусство, о котором я вообще ничего не знаю.

– Это логично: даже если ты увидишь танец на экране, то не сможешь его понять, единственный способ – танцевать самой.

– Научи меня.

– Для начала полюбуйся на парный танец: двое, как видишь, берутся за руки и двигаются.

– Куда они идут?

– Никуда, они остаются на месте. Либо кружатся, либо делают шаг вперед, шаг назад.

Генерал Грант и президент Клинтон так и ходят по залу взад-вперед.

Какая бессмыслица!

Я долго наблюдаю и вроде бы начинаю понимать.

Музыка задает ритм для покачивания бедрами. Совершая движение по вертикали, можно представить, что произойдет… в горизонтальном положении.

– Это прелюдия к любви? Как брачное ухаживание у птиц?

Натали улыбается.

– В каком-то смысле да. Но я не думаю, что у этих двух вечер завершится именно так.

Никогда не бывала на человеческих праздниках. Шампанское, музыка и танцы – хорошее сочетание, чтобы расслабиться после напряженного боя.

На всех этажах и даже на крыше играет музыка, танцуют люди. Кошки и собаки – и те трутся друг о дружку парами или группами.

Энергия жизни вступает в свои права.

Вижу, как Анжело нюхает зад американской молоденькой лохматой кошки.

Те солдаты пятого батальона, у которых не осталось сил, присоединяются к нам, их сменяют свежие воины, чтобы довести до конца зачистку Манхэттена.

Вот и все. Мы победили. Я ни при чем, все лавры принадлежат генералу Гранту и его подчиненным. Теперь все вернется в прежнее русло. Люди будут возрождать свою цивилизацию, а мы, кошки, – жить в их квартирах, получать кров, еду и защиту от крыс благодаря их танкам, пулеметам и огнеметам, оказавшимся в конечном счете лучшей обороной против орд грызунов.

Музыка меняется, теперь играет более медленная мелодия – на мой взгляд, весьма гармоничная.

– А это что? – обращаюсь я к Натали, все еще сидящей рядом со мной.

– «Отель Калифорния» группы Eagles, медленный танец.

Роман подходит к Натали и приглашает ее потанцевать, но она отказывается.

Роман и Натали теперь не вместе.

Из-за какой-то дурацкой ревности! Неужели моя служанка настолько глупа?

Она встает, подходит к индейцу по имени Норовистый Конь и приглашает на танец его.

Я слежу, как Натали раскачивается в объятиях индейского вождя. Вдруг мне в зад упирается чей-то влажный нос. Я оглядываюсь.