Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов

по-русски? И почему у него бутылка вина из Чили?

– Ну, как тебе сказать… – я развеселился. Мне удалось с налету укротить это разнузданное лохматое существо, и разговор предстоял скорее развлекательный. Мне даже было интересно, чем живет юное поколение. – Потому что в Чили делают вино, взрослые иногда его пьют и существует международная торговля. А по-русски я говорю, потому что я русский. Просто живу в Нью-Йорке и надо же где-то работать!

– Врешь!

– Мы договорились…

– Врете.

– Почему вру?

– Глупо как-то это все…

Вместо ответа я развернулся на своем вертящемся кресле, подкатился на колесиках к столику у противоположной стены, взял бутылку, подъехал назад и показал в камеру этикетку «Chile Central valley».

– Круто, – кивнул парень. – А полицейский значок есть?

– Полицейский значок остался в Нью-Йорке. Я в отпуске… А ты чем занимаешься?

Пацан поморщился:

– Ничем. Учусь.

– И кем хочешь стать?

– Кем хочу, тем не стану.

– Почему? – спросил я. А что я еще мог спросить?

Парень ответил не сразу. Он как будто раздумывал: ерничать на эту тему ему не хотелось, а серьезный ответ явно предполагал какие-то длительные и непростые объяснения, в которые он пускаться не хотел. Поэтому просто махнул рукой:

– Так…

После чего резко сменил тему:

– А полицейским в Нью-Йорке хорошо работать? Платят много?

– Хм… А ты английский знаешь?

– Отпадает, значит…

– Ладно. Давай знакомиться, мой юный друг. Зовут тебя как? Меня Александром. Надеюсь, без фамилий можно обойтись.

– А меня Виталька.

– Слушай, Виталька. – Я на мгновение задумался, стоит ли начинать этот разговор. Но у меня сына нет, не было и уже не будет, так почему бы мне не поговорить с ним, как с моим несостоявшимся сыном, хоть раз в жизни – вот таким искусственным образом? В игровом варианте. В формате психологического эксперимента. – Давай так, Виталик. Откровенность за откровенность. Я тебе расскажу про себя, а ты мне так же откровенно про себя.

– Зачем?

– Затем, что нам все равно с тобой разговаривать, так давай хоть поговорим как мужчина с мужчиной. А не как мужчина с ребенком.

Я видел, что он слегка подсобрался. Видимо, пацан был настроен на другую тональность разговора, но кроме голого ернического настроя внутри него ничего не было – ни тем для легкой беседы со взрослым дядей, ни понимания, как ее вести. И поэтому, здраво положив на одну чашу весов свою пустоту, а на другую мое доверие к нему, как к мужчине, он, разумеется, выбрал второе. Хотя и без особого желания. Видно было, что на некоторые темы говорить ему не хотелось.

– Ну, давайте…

– Слушай, Виталий. Откровенность за откровенность. Я сейчас и вправду в отпуске. Но это отпуск внеочередной и вынужденный. Потому что меня отстранили. Сначала на время внутреннего расследования, потом суда, потом обязательная работа с психологом, прежде чем я снова смогу вернуться к работе с пистолетом. История такая… Мы получили информацию, что готовится в одном из больших городов, предположительно у нас, масштабный теракт. Было известно, кто его готовит. Группу возглавляли двое террористов. У нас были их фотографии. Даже была примерно известна масса взрывчатки, а также то, что они скорее всего уже доставили ее на место предполагаемого теракта и заложили. У нас все стояли на ушах, и мы, и ФБР, и АНБ.

– Что такое АНБ?

– Неважно… Агентство национальной безопасности… И ЦРУ подключилось тоже. Но повезло мне. Причем не потому что я такой крутой крепкий орешек, а просто случайно. Я его опознал в толпе. Мы знали, что до теракта оставались то ли дни, то ли часы – просто не успевали на них выйти и взять. И вот я его увидел. У него внешность, конечно, уже другая была, но я узнал.

…Что узнал с затылка, я даже говорить не стал, чтобы и вправду не выглядеть в его глазах суперменом. Я не супермен. Я очень от этого далек. И я самому себе очень не нравлюсь.

– И пошел за ним. А он почувствовал, видимо. И когда он вошел в торговый центр, чтобы запустить детонатор, мне пришлось в него стрелять.

– Убил? – с живой готовностью услышать ответ спросил пацан. Он меня внимательно слушал. Для него это было кино.

– Убил. Но не только его. Под пули попала маленькая девочка. Так что ее я тоже убил. А ее беременная мать, которая шла с ней рядом, и на глазах которой я убил ее дочь, она не смогла потом родить, так что этого второго ребенка я тоже убил, получается. У нее случился выкидыш… Ты знаешь, что такое выкидыш?

– Знаю. Я выкидыш. И жертва аборта…

Пауза, кажется, затянулась. Мне теперь нужно было отвести глаза от угла комнаты, куда непроизвольно сбежал от экрана мой взгляд, снова посмотреть на него и ответить. Спросить, кто ему это сказал…

А кто это мог быть?.. Отчим? Сверстники? Пьяная мать?

Плохо еще, что он смотрел прямо на меня как раз в тот момент, когда я отвел глаза после этой его фразы. Глаза ушли сами. Я не успел сообразить и удержать взгляд на его детском лице с большими глазами. И получилось, что он меня смутил. Надеюсь, он этого не понял. Взрослый дядя просто задумался и отвел глаза. Он еще не настолько опытен по жизни, чтобы понять мои чувства, мое замешательство.

Я взглянул на него испытующе. А он просто смотрел на меня. Он не понял моей внутренней бури. Или понял?

Ладно. Продолжаем диалог с этим мальчиком, который по моей идиотской идее, теперь казавшейся мне неуместной, моделирует моего сына – в интимном пространстве, за закрытой мною на ключ от всех дверью.

– Кто тебе это сказал?

Только бы не мать! И не отчим!

– Неважно. Есть кому. А какая разница?

Большая разница, сынок. Дети – например сверстники – глупы и им многое прощается. Они и матом могут обложить. Впрочем, матом было бы лучше…

– Просто меня тоже так называли, – ответил Виталику супермен и крепкий орешек. Эх, надо было мне сыграть эту роль супермена, добавив в свой рассказ меньше соплей и больше мужественности. И тогда бы он поверил, что даже дразнимый гадкий утенок может стать суперменом и нью-йоркским полицейским. Но я избрал неверную тактику и налил соплей а-ля «откровенность за откровенность». Каковые сопли меня, видимо, переполняли и искали выхода, не найдя его во взрослой аудитории.

Я чуть-чуть выкрутил фитиль мужественности, но аккуратно, чтобы это не прозвучало нарочито бодро, и уверенно произнес:

– Меня и по-другому называли. Так что из-за такой ерунды падать духом нет