Цена откровения - Галина Владимировна Романова

– Когда ты уже соберешься представить ее научному руководителю. – Оплывшее с годами лицо жены сморщилось. – Последние пять лет только и делаешь, что работаешь над ней, а толку никакого!

– Дорогая, если у тебя получится сделать это быстрее, я готов разделить с тобой авторство, – поддел он ее с холодной улыбкой.

Образования у его жены не было никакого. Он взял ее из парикмахерской, где она не очень умело орудовала ножницами. Как только она вышла за него, то не проработала больше нигде ни единого часа. С годами он понял, какой неправильный выбор сделал. Она была мало того что необразованна, но еще и страшно тупа.

Наверное, поэтому он с такой силой влюбился в Ингу, неожиданно подумалось Вениамину. Она соответствовала всем его требованиям: красива, умна, образованна, занимала престижную должность. Единственный минус – не была ему верна.

Вениамин вышел на улицу, машинально порадовался теплому весеннему дню. Сел в машину и тут же включил любимую радиоволну Инги. Они всегда ее слушали, когда вместе выезжали куда-нибудь. Слушали, подпевали, мечтали.

Вспомнив о ее мечтах, Вениамин поскучнел.

Именно с них и начался крах их романтических отношений. Он даже измену ей готов был простить. И не рассказал о том, что следил за ней. Сам же он тоже был там не в одиночестве. С женой. И трахал ее потом – неповоротливую закомплексованную кошелку.

Нет, он не имел права ее ревновать. Но и слепо следовать ее желаниям тоже не мог. Приспичило, скажите на милость, ребенка ей родить!

– Не хочу напоминать о возрасте, милая, но тебе уже тридцать восемь. Какие дети?

– Мои! И не дети, а ребенок. Всего один. – Она показывала ему указательный палец, странно улыбаясь. – От тебя. У тебя же есть дети. И они нормальные. Не больные. Я именно такого ребенка хочу: здорового, талантливого, от здорового, талантливого отца.

Он тогда, понимая, что свидание может быть испорчено, обратил все это в шутку и пообещал подумать. Но твердо решил для себя: никаких от него детей ни у кого больше не будет. Ему за глаза хватало своих!

Он любил своих детей. Никто бы не смог к нему придраться как к отцу. Но втайне…

Втайне Вениамин считал их обузой. И с годами, вспоминая старый анекдот про умирающего старика, понимал, что тоже вряд ли захочет пить перед смертью. Покоя он захочет и тишины. А еще обеспеченной старости, которой, судя по запросам детей, ему не видать как своих ушей.

Но его дети выросли. Стали почти самостоятельными. То, что он им помогал, было актом его доброй воли. Хотел – помогал. Не хотел – ссылался на нехватку денег. Все шло размеренно. Менять он ничего не желал.

И тут вдруг Инга со своим неожиданным желанием.

– Пойми, милый, я не стану тебе докучать. Ты будешь просто донором спермы, не более, – убеждала она его, глядя самыми честными и добрыми глазами на свете.

– Разве я так смогу, любимая? – Он нежно целовал ее голые плечи. – Знать, что где-то живет мой ребенок, и никак себя не проявлять! Я же с ума сойду от тревоги…

От тревоги за то, что она когда-нибудь да проявит себя. И обнародует факт его отцовства. Или запросит денег за свое молчание. Много денег! Примется его шантажировать. Заставлять через суд сдавать тесты на отцовство. И тем самым поставит крест на его жизни.

Все это, конечно, осталось невысказанным. Но Вениамин знал, что так и будет, пойди он у нее на поводу. Поэтому сказал ей твердо:

– Нет. Никогда.

Он думал, что она примет его отказ адекватно. Смирится и не будет больше заводить об этом разговор. Никогда. Но Инга вдруг повела себя совершенно непривычным ему образом.

– Я ведь могу испортить жизнь и без наличия у меня ребенка от тебя, дорогой, – прошептала она, странно глядя на него, будто видела впервые.

– Да? Каким, интересно, образом? – Он еще не верил, что она серьезно пытается ему угрожать.

– Я распущу о тебе сплетни такого характера, что ты разом лишишься всех своих клиентов, – проговорила она, спрыгивая с койки.

– Клиентов? У меня пациенты, дорогая. Я много раз поправлял тебя. Неужели так сложно запомнить?

– Пациенты! – фыркнула она насмешливо, встав посреди комнаты голой с упертыми в узкую талию кулаками. – Ты всерьез считаешь себя доктором?

– А кто я, по-твоему? – Он нервно повел шеей и постарался прикрыть свое голое тело от ее критического взгляда.

– Ты не доктор. Ты знахарь, милый Веня. Знахарь, который потчует своих клиентов всякими травками-муравками и заговорами на добро. Мне от твоих снадобий… – Она презрительно плюнула себе под ноги. И растерла голой стопой. – Это не лечение, а полная туфта. Даже предыдущий мой терапевт был куда более убедителен в своих методах лечения.

– Это тот, с которым ты целовалась на базе отдыха? – сорвалось у него с языка. И он тут же поспешил объясниться: – Я не следил, Боже упаси! Отдыхал с женой и детьми. Просто хочу тебе сказать, что знал о твоих отношениях еще с каким-то мужчиной. И принимал это как должное.

– Извращенец чертов! – прошипела тогда Инга и ушла в ванную.

Там она долго мылась или делала вид, что моется. Вышла одетой в платье, которое он с нее осторожно снимал всего пару часов назад. И снова завела свою песню о ребенке, которого хочет от него.

Он снова ответил ей отказом. Она опять принялась давить на него, угрожая сплетнями. Тогда он не выдержал и проговорил:

– Ты куда более уязвима в этом плане, дорогая. Что такое разговоры в сравнении с видеороликом. Сексуального, подчеркну, характера! Разнузданно сексуального.

– Что ты этим хочешь сказать? – Она побледнела так стремительно, что он перепугался, не упала бы она в обморок.

– Что снимал наши постельные сцены, Инга. Снимал для себя, потому что очень люблю тебя. Все! Снимал, чтобы потом пересматривать, когда наши разлуки затягивались. У меня целый сериал, Инга. Как думаешь, что скажут твои работодатели, увидев такой сюжетец? Да… Меня там не видно. Ты на видео звезда!

Он понимал, что своими словами перечеркивает все то хорошее, что было между ними. Выписывает сейчас финальные сцены их любовных отношений. Больше у них ничего не будет. Потому что будут осторожничать оба. Доверия больше нет.

Понимал, но продолжал говорить. Когда закончил, Инга истерично расхохоталась. Принялась его обзывать. Он посоветовал ей уйти. А завтра прямо с утра найти хорошего психиатра.

– То, что с тобой происходит, сложно назвать нормальным поведением.

Она ушла. И больше он ее не видел. Но в жизнь ее вмешивался. Как ему казалось, незаметно. Но когда ее не стало, понял, что виноват.

– Я совершенно ничего не понимаю! Серега, очнись!

Глеб Востриков стоял над ним в собственной кухне в одних трусах, с огромным бутербродом из белого хлеба с маслом.