История Англии - Андре Моруа

5. По восшествии на престол юного чужеземного короля архиепископ Кентерберийский Теобальд, желая иметь подле государя надежного человека, порекомендовал ему одного из своих секретарей, Томаса Бекета, который понравился Генриху II и был сделан им канцлером. Надо заметить, что значение этой должности тогда постепенно возрастало за счет должности юстициария. Бекет был человеком тридцати восьми лет, чистокровным нормандцем по происхождению, сыном богатого купца из Сити. Он был воспитан «по-благородному» и потом, после разорения своей семьи, стал секретарем архиепископа Теобальда, происходившего из той же нормандской деревни, что и отец Бекета. Поскольку секретарь по своим достоинствам был скорее администратором, нежели священнослужителем, архиепископ отдал своего любимца королю. Государь и новый слуга сразу же стали неразлучны. Король оценил своего молодого советника, хорошего наездника, хорошего сокольничего, способного состязаться с ним в ученых забавах и при этом на диво эффективного в работе. То, что после смерти Стефана порядок в стране был восстановлен так быстро, в немалой степени заслуга Бекета. Успех сделал канцлера человеком гордым и могущественным. Для Вексенской кампании 1160 г. он привел 700 рыцарей из собственной свиты, еще 1200 было нанято им вместе с 4 тыс. солдат — настоящая частная армия. Сам Бекет, даром что священнослужитель, вступил в поединок с французским рыцарем и выбил его из седла.

6. Когда архиепископ Теобальд умер, Генрих II решил отдать Кентерберийскую кафедру Бекету. Монахи и епископы, которым принадлежало право избрания, немного ворчали: Бекет не был монахом и казался скорее воином, чем священником. Сам канцлер, указывая королю на свою светскую одежду, говорил со смехом: «Ну и облачение же вы выбрали, чтобы возглавить ваших кентерберийских монахов!» А потом, когда принял сан: «Скоро вы возненавидите меня так же сильно, как любите, потому что присваиваете себе в церковных делах власть, которую я не приемлю. Так что архиепископу Кентерберийскому неизбежно придется оскорбить либо Бога, либо короля». Редкий случай, чтобы светский вельможа, став архиепископом, тотчас же стал и аскетом. Но отныне он все свое время отдаст трудам и молитве. После его смерти у него на теле найдут власяницу и шрамы от бича для умерщвления плоти. Кентерберийская кафедра уже превратила кроткого Ансельма в воинствующего архиепископа; теперь она сделала из канцлера Бекета, верного слуги короля, сначала бунтаря, а затем и святого. Когда читаешь его жизнеописание, кажется, что он последовательно старался стать совершенным министром, потом совершенным церковным деятелем — такими, какими их мог бы представить себе самый требовательный наблюдатель. Стремление, в котором смешиваются щепетильность и гордыня.

7. Предметом споров между королем и Церковью теперь стал уже не «вопрос об инвеституре», но проблема церковных судов (аналогичная, впрочем). Когда Завоеватель и Ланфранк разделили суды на мирские и религиозные, они хотели оставить за этими последними единственно «вопросы совести». Но мало-помалу Церковь превратила все подсудные дела в религиозные. Нарушали права собственности? Да это же клятвопреступление, стало быть, вопрос совести! Обвиняемые ничего так не желали, как попасть под эту юрисдикцию, более мягкую, чем королевская, и суды которой не приговаривали ни к смерти, ни к увечью, редко даже к тюрьме, а всего лишь к покаянию или штрафу. Все духовенство подлежало только религиозному суду. Таким образом, если убийцей был клирик, он почти всегда дешево отделывался. Ситуация серьезная, потому что «в те времена любой нотариальный клерк был клириком в религиозном смысле слова». А для негодяя не было ничего проще, чем заделаться низшим служителем церкви (например, привратником, служкой или чтецом) и тем самым ускользнуть от законного наказания. Кроме того, папский трибунал в Риме сохранял за собой право отзывать для собственного разбирательства любое церковное дело, и, таким образом, из королевской казны утекали штрафы. Требовалось прекратить это вмешательство в мирские дела, иначе король Англии вскоре уже не был бы хозяином в своей стране. Генрих II потребовал, чтобы служитель Церкви, признанный виновным церковным судом, лишался сана. Таким образом, снова став мирянином, он мог быть передан светскому правосудию. Бекет отказался, заявив, что осужденный не может быть наказан дважды за одно преступление. Король в ярости созвал в Кларендоне церковный собор, и там, под угрозой смерти, Бекет подписал Кларендонские постановления, которые отдавали победу королю. Но архиепископ не считал себя обязанным соблюдать клятву, данную под принуждением, да и папа Александр освободил его от нее. Осужденный судом баронов, побежденный, но не укрощенный, архиепископ покинул Англию во всем своем великолепии и с посохом в руке. И из Везле, куда он удалился, начал поражать своих врагов отлучениями от Церкви.

Убийство Томаса Бекета в Кентерберийском соборе в 1170 г. Миниатюра. Около 1200

8. Каким бы могущественным ни был Генрих II, его могущества все-таки не хватало, чтобы без серьезных последствий подвергнуться отлучению или подставить свое королевство под папский интердикт, который лишит его народ Святых Таинств. Во времена всеобщей религиозности народная реакция могла смести династию. Но примирение было делом трудным. Король не мог отказаться от Кларендонских постановлений, не унизив себя, а архиепископ отказывался их признать. Наконец Генрих II встретился с Бекетом во Фретевале, по всей видимости, примирился с ним и только попросил его поклясться, что он будет отныне соблюдать обычаи королевства. Но едва Бекет высадился в Англии, как ему доставили письма от папы, которыми понтифик по его просьбе отрешал от сана епископов, предавших своего архиепископа, когда тот был в опале. Однако по закону, введенному Завоевателем, ни один подданный не имел права вести переписку с папой без королевского позволения. Король узнал новость, когда праздновал Рождество близ Лизьё, и впал в великий гнев. «Мои подданные, — воскликнул он, — бессовестные трусы! Они не хранят верности своему государю и позволяют безродному попу делать из меня посмешище!» Четыре рыцаря, слышавшие эти слова, вышли, не говоря ни слова, пересекли Ла-Манш на первом же корабле и, прибыв в Кентербери, стали угрозами требовать от Бекета: «Прости епископов!» Тот, будучи прелатом и воином, мужественно и презрительно отказался. И вскоре мечи разбрызгали по ступеням алтаря его мозг.

9. Узнав об этом преступлении, король был в таком отчаянии, что затворился на пять недель. Он был слишком умен, чтобы не понимать: смерть Бекета стала для Рима огромной моральной победой. Народ, который колебался бы между королем и живым архиепископом, теперь безоговорочно принял сторону мученика. На три века паломничество в Кентербери станет одной из неизменных черт английской жизни. Все враги короля ободрились и подняли голову. Чтобы как можно скорее отвести от себя удар, он успокоил папу, отказавшись от Кларендонских постановлений, потом поклялся вернуть Кентерберийскому архиепископству все конфискованное имущество, отправить деньги тамплиерам для защиты Гроба Господня, построить монастыри (таким образом, среди прочих было построено Ньюстедское аббатство, позже ставшее поместьем Байронов) и, наконец, обещал приструнить ирландских раскольников. Но тут против него взбунтовалась собственная жена с детьми, хотя он хорошо обращался со своими сыновьями. При жизни он велел короновать старшего, Генриха, королем Англии и признал за вторым, Ричардом, материнское наследство, Аквитанию и Пуату. Когда же он попросил их уступить несколько своих замков самому младшему, Иоанну, оба отказались и, подстрекаемые Альенорой, возглавили лигу знати, сколоченную против их отца. Не прошло и двух поколений, как возобновились семейные распри Анжуйского дома. У каждого из этих Плантагенетов был какой-нибудь талант, но все они происходили от дьявола, к дьяволу и возвращались. Узнав об этой угрозе, Генрих II проявил всю свою энергию. Чтобы подавить мятеж, он поспешно вернулся с континента в Англию. А едва сойдя с корабля, поскакал в Кентербери, где спешился и отправился пешком к могиле Томаса. Он долго там молился, потом снял с себя одежды и велел 70 монахам хлестать себя бичами, предназначенными для умерщвления плоти. После этого он одержал победу повсюду: знать уступила; сыновья принесли клятву верности. Когда порядок был восстановлен, вопрос о церковных судах уладили полюбовно: клирики, обвиненные в измене, представали перед мирским судом; те же, кого обвиняли лишь в вероломстве (то есть «фелонии»), под которым понимались убийства без отягчающих обстоятельств и воровство), — перед церковным. Половинчатое решение, поскольку еще довольно долго английские подданные, повинные в убийстве или воровстве, будут прикрываться «льготой духовенства». И ради этого убогого компромисса два самых выдающихся человека своего времени загубили две жизни и дружбу!