История Англии - Андре Моруа

4. Каким было положение вилланов? На взгляд человека нашего времени, их участь была незавидной. Виллан прикреплен к земле и не может уйти, если недоволен. Его продают вместе с прочей собственностью. Аббат не колеблется покупать и продавать людей за 20 шиллингов. Богатая вдова отдает вилланов в дар: «Я, нижеподписавшаяся дама Аундрина из Дриби, даю знать всем настоящим и будущим, что я по своей свободной и законной воле вдовы дала своему возлюбленному и верному Генри Кулу и его наследникам за их службу Агнес с ее сыном Симоном и со всем их имуществом и скотом и что я отказываюсь от всех своих крепостных прав на них». Виллан не может выдать свою дочь замуж без позволения лорда, который заставляет его платить за это. Если он умирает, лорд имеет право потребовать в качестве похоронного сбора лучшую голову скота или самый красивый предмет, оставленный умершим. После сеньора настает черед приходского священника: он тоже имеет право выбрать свою часть наследства. Так, мы видим среди поступлений некоего монастыря коров, коз и свиней, полученных в качестве похоронного сбора. Сокман участвует только в чрезвычайных работах, например в доставке на рынок зерна лорда, но виллан работает на ферме имения два-три дня в неделю плюс еще несколько добавочных дней в году, чтобы мыть и стричь овец, собирать орехи, косить сено. Он платит небольшой оброк натурой: дюжину яиц на Пасху, медовые соты, несколько цыплят в год, вязанку дров. Кроме того, лорд может взимать один раз в год со своих крепостных еще и по́дать (talliage) разного размера. Все эти повинности вместе кажутся довольно тяжелыми, но, возможно, на деле они были не обременительнее, чем договор об арендной плате нашего времени. Просто вместо половины продуктов лорд требовал от крестьянина примерно половину его времени. Ривы и бальи яростно спорили об этой барщине и после долгого торга в конце концов договаривались — более или менее плохо. Летом в полях виллану приходилось тяжело, как и сегодня, «но зато зима была вполне спокойной, да и Церковь строго следила за соблюдением воскресных дней и многочисленных праздников в честь святых». Наконец, каждый лорд должен был уважать обычай имения, то есть традиционные права деревни, о которых должны были напоминать судам сами крестьяне. Немного позже все эти права и обязанности были вписаны в вотчинные росписи. Около середины XIII в. установился обычай выдавать держателям земли по их требованию копии тех страниц этого реестра, которые касались их земель и прав. Владельцев такой копии называли копигольдерами (copyholders), в отличие от фригольдеров (freeholders), чья собственность была полной и безоговорочной.

Крепостные крестьяне за уборкой урожая. Миниатюра из английского манускрипта. XIV в.

5. Одним из самых серьезных нареканий со стороны населения Англии в адрес Завоевателя и его нормандцев было создание королевских лесов. У себя в Нормандии Вильгельм располагал огромными лесами, в которых охотился на оленей и кабанов. Став королем Англии, он захотел и здесь обеспечить себе любимое времяпрепровождение, а потому возле Винчестера, своей столицы, велел насадить Новый лес, уничтожив, по словам хронистов, 60 деревень, плодородные поля и церкви и разорив тысячи их обитателей. Цифры кажутся преувеличенными, но доподлинно известно, что королевские леса стали настоящим бедствием. В следующем веке они покроют треть площади королевства. Эти леса охранялись жестокими законами. Если кто-нибудь во времена Вильгельма убивал косулю или оленя, ему выкалывали глаза. Прикасаться к кабанам и зайцам было запрещено под страхом увечья. Позже за убийство оленя в королевском лесу грозило повешение. Тут увлечение Завоевателя явно возобладало над его политическим умом. Писатели того времени пытались оправдать законы о лесах, говоря, что этот случай выпадает из общих законов королевства: дескать, король отдыхает там от всех своих забот и даже от заботы быть справедливым.

6. Поначалу завоевание мало что изменило в судьбе небольших саксонских городков. Те, что сопротивлялись, были разрушены; то тут, то там люди короля сносили дома, чтобы освободить место для нормандского укрепленного замка. Зато первыми, кому установленный Завоевателем мир позволил обогатиться, стали купцы. Вольности Лондона были осмотрительно подтверждены: «Король Вильгельм дружески приветствует епископа Вильгельма и Годфри, рива гавани, а также всех проживающих в Лондоне горожан, и англичан и французов. И я довожу до вашего сведения, что хочу оставить вам привилегию на все законы, которые были у вас во времена короля Эдуарда. И я хочу также, чтобы каждый ребенок становился наследником своего отца после его смерти. И я не потерплю, чтобы какой-либо человек причинил вам вред. Да хранит вас Бог». Вслед за войсками из Нормандии приехали новые ремесленники. Были среди них и еврейские коммерсанты. Их положение в христианской общине, где все сделки скреплялись религиозными клятвами, было крайне ненадежным. А поскольку дни их отдыха не совпадали с христианскими (Шаббат ведь отмечается в субботу), то им было трудно также заниматься полевыми работами и даже держать лавку. Обычные средства заработка были для них недоступны, потому они и находили спасение в ростовщичестве, которым Церковь не позволяла заниматься католикам. Ведь истолкованные буквально тексты Евангелия не допускают, чтобы деньги, бесплодные по сути, могли приносить приплод. (Так и мусульманам еще и сегодня их религия запрещает взимать или получать проценты.) В XII в. нормандскому барону, нуждавшемуся в некоей сумме денег, чтобы отправиться на войну, приходилось обращаться к евреям, которые требовали с него огромную лихву. Ненавидимые и как враги Христа, и как профессиональные заимодавцы, эти несчастные, обитавшие в особых кварталах, Jewries, становились естественными жертвами любого взрыва народной ярости. Их единственным защитником был король, которому они принадлежали телом и имуществом, как крепостной своему хозяину. Винчестер, королевский город, стал единственным, где евреи могли быть горожанами; они называли его английским Иерусалимом. Долговые требования евреев хранились в особом зале Вестминстерского дворца, и эти документы, как и долговые обязательства короля, имели преимущество перед всеми остальными. Один из ростовщиков, Аарон из Линкольна, стал при Генрихе II настоящим банкиром, столь крупным, что, когда он умер, для ликвидации его дел был создан особый отдел казначейств — Scaccarium Aaronis. В обмен на свое покровительство король, когда нуждался в деньгах, требовал их у евреев. В обычные годы они приносили казне 3 тыс. фунтов, то есть одну седьмую от всех поступлений Генриха II. «Именно в еврейских сундуках нормандские короли черпали силу, чтобы усмирять своих баронов».

7. Саксонские и датские крестьяне наверняка тоже возмущались, подобно хронисту, видя, как нормандские короли с постыдной мелочностью переписывают их добро, строго взимают налоги и расселяют по всей стране чужеземных баронов. Однако новый порядок по крайней мере обеспечивал им безопасность. Конечно, при феодальном строе и сильном короле человек из народа не был волен переезжать, продавать свое имущество, менять ремесло, но хотя бы место, которое он занимал в структуре общества, не подвергалось сомнению. Его землю можно было продать только вместе с ним; он не знал ни кризисов, ни проблем со сбытом. Никто не мог законно лишить его средств к тому, чтобы самостоятельно производить продукты питания для себя и своей семьи. Он был не так хорошо защищен от судебных ошибок, как человек нашего времени, но нормандские короли постараются дать ему гарантии, да и самому его сеньору придется уважать обычаи. Разумеется, было бы наивным думать, что люди тогда были довольны своей судьбой. Человечество всегда было разделено почти поровну на оптимистов и пессимистов. Но в XII в. большинство англичан еще совершенно не представляют себе, что могут иметь другое социальное положение, нежели то, в котором пребывают. Они искренне религиозны, хотя и не упускают случая ругнуть нравы священников, и почитают помазанного и коронованного короля священной особой. Личные связи между ними и их сеньором представляются им совершенно естественными. Пока жива память о былых опасностях, о нападениях пиратов и разоренных деревнях, существование военного класса будет казаться им необходимым. Однако в XIII в. феодальная система в обществе, познавшем благодаря ей гораздо большую безопасность, начнет казаться бесполезной и обременительной. А позже, подобно всем сословным режимам, умрет — как раз из-за своего успеха.