История рыцарей Мальты. Тысяча лет завоеваний и потерь старейшего в мире религиозного ордена - Эрнл Брэдфорд

Но главным, что дало ордену святого Иоанна в эти годы возможность превратить свое маленькое государство в образцовое королевство эффективности и процветания, был спор из-за османского наследства, начавшийся сразу после смерти Мехмеда II. У султана было три сына, старшего из которых удавили по приказу отца за то, что он совратил жену главного визиря. В принципе распутство, адюльтер и содомия были обычными явлениями в Турции, но султану пришлось пожертвовать сыном, чтобы сохранить добрую волю и преданную службу высокопоставленного административного чиновника. Два сына, оспаривавшие имперский трон, были Баязид – средний и Джем – младший. На первый взгляд, Джем никак не мог претендовать на трон. Однако он и его сторонники считали, что он родился, когда его отец уже был султаном, в то время как в момент рождения Баязида Мехмед еще не взошел на трон, а значит, у Джема прав больше. Концепция «рожденный в пурпуре» – византийское наследие и могла казуистически применяться к трону Константинополя. Но едва ли ее можно было распространить на всю Османскую империю, где, согласно мусульманским правилам, наследником является старший сын. Тем не менее из-за претензий Джема и спора между двумя братьями д’Обюссон, искусный не только в военном деле, но и в дипломатии, сумел обеспечить для ордена длительную передышку, во время которой в островном доме был наведен порядок.

Потерпев поражение от старшего брата в сражении при Бурсе, древней османской столице до захвата ими Константинополя, Джем бежал в Египет, где не сумел заручиться поддержкой правящих мамлюков. Сделав еще одну попытку выступить против брата и снова потерпев поражение, Джем в поисках союзника и защитника обратился к великому магистру ордена святого Иоанна. Выбор может показаться неуместным, однако известно, что у него были близкие дружеские отношения с великим магистром, сформировавшиеся в то время, когда он был послом своего отца в ордене. Как бы то ни было, рыцари были принципиальными врагами султана, а султаном в то время был Баязид. Если бы Джему удалось с их помощью стать султаном, он уж как-нибудь сумел бы договориться с ними, обговорив такие условия, которые обеспечили бы их безопасность на Родосе, а его – на троне. Претенденты и конкуренты на трон нередко обращаются за поддержкой к врагам своей страны.

Летом 1482 года младший сын султана Мехмеда II прибыл на Родос на флагмане ордена с эскортом, выделенным для него рыцарями. Его приняли как правящего монарха: весь город en fete, балконы переполнены родосскими красотками, жаждавшими хотя бы одним глазком взглянуть на сына человека, который пытался уничтожить их город, улицы, полные горожан, моряков и иностранных гостей. Гостя встретил лично великий магистр в сопровождении совета. Внешне Джем был крайне непривлекательным человеком: он был косоглазым, имел маленький рост, зато очень широкие плечи. Пышность одежд и украшенный драгоценными камнями тюрбан не добавляли ему привлекательности. Тем не менее он был символом могущества отца и великой империи, которую Мехмед всегда вел к победе – кроме Родоса.

Джем стал личным гостем д’Обюссона, и великий магистр решил предоставить ему все развлечения, которые можно было найти на острове. Одно пиршество сменяло другое, и гость продемонстрировал, как и отец до него, большую любовь к вину – вопреки запрещению пророка. Но хотя к Джему относились с огромным вниманием и благосклонностью, тем не менее он, по сути, был пленником. За ним постоянно наблюдала группа рыцарей, имевшая цель обеспечить и его безопасность, и безопасность острова. Лазутчики и отравители султана нередко проникали в города своих врагов с самыми преступными намерениями. Через некоторое время д’Обюссон пришел к выводу, что сын султана являет собой слишком большую ответственность, чтобы позволить ему долго оставаться на острове. Враги великого магистра и ордена утверждали, что Джема цинично используют, как пешку на шахматной доске, и решение отослать его в Европу принято, поскольку, по мнению д’Обюссона, он будет полезен для достижения последующих договоренностей с султаном Баязидом.

Что было на самом деле, мы уже никогда не узнаем. Тем не менее представляется, что решение отправить Джема в более безопасное место, чем Родос, было вполне разумным. И осенью 1482 года Джем был отправлен на флагмане ордена во Францию, в сердце ланга д’Обюссона – Овернь. Среди документов, отставленных Джемом на хранение в архивах ордена, был один, который давал право ордену вступить в переговоры с Баязидом с целью получения от него гарантии, что будут выделены необходимые суммы на содержание Джема, как должно сыну султана Мехмеда. В другом документе сказано, что он покидает Родос по собственной воле. Третий документ, при условии, что Джем когда-нибудь взойдет на трон, обязывал его самого, его наследников и даже будущих преемников к дружбе с орденом святого Иоанна.

Если бы Джем действительно взошел на трон, д’Обюссон смог бы записать на свой счет дипломатический триумф. Если, с другой стороны, что представлялось более вероятным, Баязид окажется слишком крепким орешком, то следовало обеспечить его благосклонность к ордену. Зимой 1482 года был подписан договор между Баязидом и орденом, в котором султан обещал выплатить компенсацию за ущерб, нанесенный ордену во время правления его отца, и еще большую сумму – на содержание своего брата в Европе.

Последующая история Джема, хотя и была трагичной, не имела особого влияния на судьбу ордена на Родосе. Не сумев заручиться поддержкой короля Франции против Баязида, Джем после долгой переписки между д’Обюссоном и папой Иннокентием наконец прибыл в Рим как гость папы. Здесь он оставался даже после восхождения на святой престол папы из Борджиа, Александра VI, пленником, но с ним хорошо обращались и относились уважительно, согласно его рангу. Интриги продолжились, и он был передан в качестве заложника хорошего поведения папы Александра Карлу VIII Французскому, который вторгся в Италию. Джем умер в 1495 году в Террачине, Италия.

Как и всегда, когда в деле участвовал Борджиа, прошел слух, что его отравили. Это представляется крайне маловероятным, поскольку от его смерти никто не выигрывал, и меньше всего д’Обюссон, который тоже, согласно слухам, участвовал в заговоре. При жизни Джема госпитальеры, папа и европейские монархи имели в своем распоряжении превосходного заложника, который может стать полезной марионеткой, если появится возможность сместить его брата Баязида. Если д’Обюссона и можно за что-то порицать, то не за отправку принца с Родоса во Францию, а за то, что он позволил перевезти его в Рим, в результате чего он оказался в руках папы Александра, а потом и короля Карла. Обвинение в отравлении было весьма распространенным в те дни, когда медицину мало кто понимал, а Террачина, расположенная поблизости от Понтийских болот, едва ли была здоровым местом. Джем вполне мог умереть от малярии или обычного пищевого отравления, впрочем, от яда Борджиа тоже.

Орден ничего не выиграл от смерти Джема. Живой он был ценным, как весомый аргумент в сделке, которая могла быть заключена между Родосом и Константинополем. Мертвый он не имел никакой цены. Некоторые обвинения, выдвинутые против д’Обюссона, основывались на том, что великий магистр занимался международной политикой, в которой Джем был пешкой. Д’Обюссон, как и все значимые великие магистры, разумеется, был политической фигурой. Иначе и быть не могло. Все же он был главой суверенного государства, которое было хотя и маленьким, но чрезвычайно сложным. Из-за своего международного характера орден являлся Европой в миниатюре. Его великий магистр был единственным европейцем, управлявшим смешением наций, отражавшим интересы самых богатых и влиятельных семей во многих странах. Более того, он не мог себе позволить порвать с папством, кто бы ни был папой. Это, вероятно, и объясняет первоначальное, хотя и неохотное согласие д’Обюссона передать Джема Иннокентию VIH. В любом случае представляется очевидным, что для д’Обюссона смерть Джема стала началом новых трудностей для ордена. Уже через год великий магистр начал писать сицилийцам, прося помощи у судовладельцев и морских капитанов, готовых привести свои корабли на Родос и оказать помощь в борьбе с неверными. В сущности, он предлагал каперский патент каждому, кого привлечет богатая добыча на торговых мусульманских путях.